ПАМЯТЬ И ЖИТЬЕ БЛАЖЕНАГО УЧИТЕЛЯ НАШЕГО КОНСТЯНТИНА ФИЛОСОФА, ПЕРВАГО НАСТАВНИКА СЛОВЕНЬСКУ ЯЗЫКУ
Господи, благослови, Отце.
Богъ милостивъ и щедръ, жадая на покаяние чьловеце, да быша спасени вси были и в разумъ истиньныи пришли, не хощеть бо смерти грешникомъ, но покаянию и животу,[1] аще наипаче прилежить на злобу, но не оставляеть чьловеца рода отпасти озлоблениемь и в соблазнъ неприязненъ прити и погыбнути. Но каяждо убо лета и времена не престаеть благодети творя намъ много, якоже исперва да и ныне. Первое же патриархи и отци, и по техъ пророкы, а по сихъ апостолы и мученикы, и праведными мужи, и учители, избирая ихъ от многомълъвьнаго житья сего. Знаеть же бо Господь своя, иже его суть, якоже рече: «Овча моя глас мои услышать, и азъ знаю я, и именемь възываю я, и по мне ходять, и даю имъ животъ вечныи».[2]
и помалу сказаемо, якоже бе, да иже кто хощеть, то слыша, подобитися ему, бъдрость приемля, а леность отметая. И якоже рече апостолъ: «Подобни ми бываите, якоже азъ Христу».[3]
В Селуньстемь[4] же граде бе мужь етеръ добророденъ и богатъ, именемь Левъ, предержа санъ другарескъ[5] подъ стратигомъ.[6] Бе же благоверенъ и праведенъ, схраняя вся заповеди Божия исполнь, якоже инъгда Иевъ.[7] Живя же с подружьемь своимъ, роди семь отрокъ,[8] от нихъже бе мезинецъ семыи Костянтинъ Философъ, наставникъ и учитель нашь. Егдаже роди и мати,[9] вдаша и доилици, дабы и доила. Отроча же не хотяаше ятися по чюжь сесьць никакоже, разве по матерьнь, дондоже отдоенъ бысть. Се же бысть по Божию смотрению, дабы добра корене добра леторасль нескверньнъмъ млекомъ въздоена была.
Потомъ же добрая та родителя свещавша не сходистася, говеюща собе. Нъ тако живяста о Господи яко и братъсестра за четыри на десять лета, дондоже я смерть разлучи, никакоже не преступлеша того совета. На Судъ же ему хотящу ити, плакашеся мати отрочати сего, глаголющи: «Не брегу о всемь, разве о младенци семь единомь, како хощеть быти устроенъ». Онъ же рече еи: «Веру ими ми, жено. Надеюся Бозе, яко дати ему хощеть Богъ отца и устроителя такого, иже устроить вся крьстияны».[10] Еже ся и събысть.
Семи же лет отрокь бысть, виде сонъ[11] и поведа отцю и матери. И рече, яко: «Стратигъ събравъ вся девица нашего града и рече къ мне: „Избери собе от нихъ, еюже хощеши подружию на помощь и сверсть собе". Азъ же глядавъ и смотривъ всехъ, видехъ едину краснеишю всехъ: лицемь светящюся и украшену велми монисты златыми и бисьромъ и всею красотою. Еиже бе имя Софъя, сиречь мудрость. Ту избрахъ». Слышавъша же словеса си родителя его, рекоста къ ему: «Сыну, храни законъ отча твоего и не отверзи наказания матере своея.[12] Светилникъ бо заповедь закону и светъ.[13] Рчи же премудрости: „Сестра ми буди", а мудрость знаему себе створи.[14] Сияеть бо премудрость паче солнца, и аще приведеши ю себе имети подружье, то от многа зла избавишися ею».[15]
Егдаже вдаста и въ учение книжное, спеяаше паче всехъ ученикъ в книгахъ памятью доброю велми, яко и дивитися всемъ. Единою же от дьнии, якоже обычаи есть богатицищемъ глумление творити ловитвою, изиде съ ними на поле, ястрябъ свои вземъ. И яко пусти и, ветръ ся обрете по смотрению Божию, взятъ и и занесе. Отроча же оттоле, въ унынье и въ печаль впадъ, два дьни не ясть хлеба. Чьловеколюбиемь бо своимъ милостивыи Богъ, не веля ему привыкнути житиискых вещехъ, удобьно уловити же, якоже древле улови Плакиду[16] в лове еленемь, тако и сего ястрябомъ. В себе помышль житья сего утеху и каяаше, глаголя: «Таково ли есть житие се, да в радости место печаль пребываеть? От сего бо дьни по инъ ся путь иму, иже есть сего лучии. А в молве житья сего своихъ дьнии не иживу». И по учение ся имъ, седяаше в дому своемъ, учася изустъ книгам святаго Григория Феолога.[17] И знамение крестное сътворь на стене, и похвалу написавъ святому Григорию сицеву: «О Григорие, телом человече, а душею аггеле. Ты телом человек сый, аггелъ явись. Уста бо твоя, яко единъ от серафимъ, Бога прославляют и вселенную просвещают правыа веры казаниемъ. Темже мя, припадающа к тебе любовию и верою, приими и буди ми просветитель и учитель».[18] И тако хваляше Бога.
«О человече, добре деи, научи мя художству грамотичьскому». Он же, съкрывъ талантъ свои, погребъ, рече к нему: «Отроче, не тружаися. Отреклъ бо я есмь отнуд никогоже не научити сему въ вся моя дни». Пакы же отрокъ съ слезами ему кланяася, глаголаше: «Възми всю мою чясть от дому отца моего, еже мне достоит, а научи мя». Не хотевшу же оному послушати его. Тогда отрок, шед в дом свои, въ молитвах пребываше, дабы обрел желание сердца своего.[19]
Въскоре же Богъ сътвори волю боящихся его. О красоте бо его и о мудрости и прилежнемъ его учении, еже бе растворено в нем, слышавъ царевъ строитель, иже нарицается логофетъ,[20] посла по нь, да ся бы съ царемъ училъ.[21] Отрокъ же, услышавъ се, с радостию пути ся ятъ и на пути поклонися Богу, нача молитву, глаголя: «Боже отець наших и Господи милости, иже еси сътворил словом всяческаа, и премудростию твоею сьздавыи человека, да владеет сътвореными тобою тварьми. Даждь ми сущую въскраи твоих престолъ премудрость,[22] да разумевъ, что есть угодно тебе, спасуся.[23] Азъ бо есмь рабъ твои и сынъ рабыня твоея».[24] И къ сему прочюю Соломоню молитву изглаголавъ, въставъ, рече: «Аминь».
Егдаже прииде къ Царюграду,[25] вдаша его учителем, да ся учит. И въ 3 месяца навыкъ всю грамотикию и по прочая ся ятъ учениа. Научи же ся Омиру и геометрии, и у Лва[26] и у Фоте[27] диалексице, и всем философскым учениемъ к сим: и риторикии, и арифмификии, и астрономии, и мусикии, и всем прочим еллинскым художьствомь.[28] Тако я навыче вся, якоже бы моглъ кто едино навыкнути от них. Скорость бо ся съ прилежаниемъ съключи, другъ друга преспевающи, имже ся учениа и художьства съвръшают. Боле же учениа, тих образ на себе являа, с теми беседоваше, с нимиже бяше полезнее, уклоняася от укланяющихся въ стропты, и помяшляше, како бы земными небеснаа пременшу, излетети ис телесе сего и съ Богомъ жити.[29]
Узрев же и такова суща, логофетъ дасгь ему власть на своемъ дому и въ цареву полату съ дръзновениемъ входити. И въпроси его единою, глаголя: «Философе, хотех уведети, что есть философия». Онъ же скорымъ умом абие рече: «Божиимъ и человечьскым вещем разум, елико может человекъ приближитися Бозе, и яко детелию учить человека по образу и по подобию быти сътворшему и». От сего же паче възлюби его и присно его въпрашаше о всем толик муж велии и честенъ. Он же ему сътвори учение философское, в малых словесех велии умъ сказавъ.
В чистоте пребываа, велми угажаше Богу, толми паче любезнеи всемъ бываше. И логофетъ всяку честь творя ему говеину, злато много дая ему, онъ же не приимаше. Единою рече к нему: «Твоя красота и мудрость нудит мя излиха любити тя, то дщерь имамъ духовную, юже от крестила изяхъ, красну и богату, и рода добра и велиа. Аще хощешь, подружие сию ти дамъ. От царя же ныне велию чьсть и княжение[30] приимеши. И болшаа чаи — въскоре бо и стратигъ будеши». Отвеща ему Философ: «Даръ убо велии да будет требующим его. А мне боле учениа несть ничтоже, имже разумъ събравъ, прадедьняа чьсти и богатства хощу искати».[31] Слышав же логофетъ ответ его, шед къ царици,[32] рече: «Сеи философ юны не любит житиа сего, то не отпусти его от общины, но постригше и на поповство, вдадимъ ему службу. Да будет книгчии[33] у патриарха[34] въ святеи Софии.[35] Некли поне тако и удержимъ». Еже и сътвориша ему.
философии тоземныа и странныа съ всякою службою и помощию. И по то ся ятъ.[37]
Бе же Аннии патриархъ[38] ересь въздвиглъ, глаголя не творити чьсти святымъ иконам. И събравше съборъ, обличиша его, яко неправо глаголеть, и съгнаша и съ стола. Он же рече: «Насилием мя съгнаша, а не препревше мене. Не можеть бо никтоже противитися словесемъ моимъ». Царь же с патрикии,[39] устроивъ сего Философа, посла на нь, рекъ тако: «Аще можеши уношу сего препрети, то пакы столъ свои приимеши». Он же, узревъ Философа юна теломъ, а не ведыи стара ума в немъ и, иже бяху послани с нимъ, рече к нимъ: «Вы подножиа моего несте достоини, то како ся с вами хощу прети?» Философ же к нему рече: «Не людскаго обычаа держи, но Божиих заповеди. Зри, якоже бо еси и ты от земля, а душа Богомъ съставлена, тако и мы вси. То на землю зря, прею, человече, не гръдися». Паки же Аннии отвеща: «Не подобно есть въ осень цветець искати, ни старца на воину гнати, яко юношу некоего». Философ же отвеща ему: «Самъ на ся вины обретаеши. Рци, в кую връсту есть силнеиши душа, телеси?» Он же рече: «На старость». Философ же рече: «На кую тя брань гонимъ: на телесную ли или на духовную?» Он же рече: «На духовную». Философ же отвеща: «То ты ныне силнеи хощеши быти, да не глаголи нам такых приточ. Не без времене бо ни цветець ищем, ни на воину тебе гонимъ». Посрамль же ся тако, старець инамо обрати беседу и рече: «Рци ми, юноше, како крьсту, разорену сущу, не кланяемся ему, ни лобызаем его. А вы, аще лице до перси токмо будет, иконную честь ему творяще, не стыдитесь». Философ же отвеща: «Четыре бо части крьстъ имат. И аще едина его часть убудет, то уже своего образа не являет. А икона от лица токмо образ являет и подобие того, егоже ради будет писано. Не лвова бо лица, ни рысии зрить, иже и видить, но перваго образ». Пакы же старець рече: «Како ся убо кланяете крьсту без написаниа, а бывшем инемъ крьстом, икона же, аще не има написана имене, егоже будет образ, то не створите еи чьсти». Философ же отвеща: «Всякъ бо крьстъ подобен образъ имать Христову крьсту. А иконы не имут вси единого образа». Старець же рече: «Богу рекшу к Моисеу: „Не сътвориши всякого подобиа".[40] Како вы, творяще, кланяетесь». Философ противу ему отвеща: «Аще бы реклъ: „Не сътвориши никакогоже подобиа",[41] — то право приши. Но есть реклъ „не всякого", сиречь „достоиное"». Противу же симъ не могии отпрети старець, умолча, посрамлься.
Чтение второе[42]
По сих же агаряне, нарицаемии срацини, въздвигоша хулу на единобожьство Святыя Троица, глаголюще: «Како вы, христиане, единъ Богъ мняще, размешаете и паки на три, глаголюще, яко Отець и Сынъ и Святыи Духъ есть? Аще можете сказати известно, послете мужа, иже могуть глаголати о семъ, и преприт ны». Бе же тогда Философ двемадесять и четырми летъ. Съборъ сътвори царь, призвавъ его, и рече ему: «Слышиши ли, философе, что глаголють сквернении агаряне на нашу веру? То якоже еси Свягыя Троицы слуга и ученикъ, шед, противися им. И Богъ, съвръшитель всякои вещи, славимыи въ Троици Отець и Сынъ и Святыи Духъ, да ти подасть благодать и силу въ словесехъ и яко другаго Давида новаго явить тебе на Голиада с тремя каменми,[43] и побеждьша възвратит тя к намъ, сподобль небесному царству». Слышав же се, отвеща Философ: «Радъ иду за христианскую веру. Что бо есть слаждьше мне не семъ свете, но за Святую Троицу и живу быти и умрети». Приставльше же ему асукрита Георгиа,[44] послаша.
Дошедшим же имъ тамо, беша образи демонскы написали внеюду на дверех всемъ христианомъ, дивъ творяще и ругающеся.[45] Въпросиша же Философа, глаголюще: «Можеши ли разумети, философе, что есть знамение се?» Он же рече: «Демонскы образы виждю и непщую, яко христиани ту живуть внутрь. Они же, не могуще жити с ними, бежать вонъ от нихъ. А идеже сего знамениа несть внеюду, то с теми суть ту внутрь».
«Видиши ли, философе, дивно чюдо, како Божии пророкъ Махметъ принесъ намъ благую весть от Бога, обрати многы люди. И вси держимся по законъ и ничьсоже преступающе. А вы, Христовъ законъ держаще, вашего пророка, овъ сице, овъ инако, якоже есть годе комуждо васъ, тако держите и творите». К сим же Философ отвеща: «Богъ наш яко пучина есть морскаа. Пророкъ же глаголеть о нем: „Род его кто исповесть? Вземлет бо ся от земля животъ его".[46] Сего же ради исканиа мнози в пучину ту входят. И силнии умом, его богатство разумное приемлюще, преплавають и възвращаются. А слабии, яко въ изгнилых кораблих покушающеся преплути, овии истапают, а друзии с трудом едва отдыхають, немощною леностию вдающеся. Ваше есть узко и удобно, еже может и прескочити всякъ, малъ и великъ. Несть бо кроме людскаго обычая, но еже вси могут деати, а ничьсоже вамъ заповедалъ. Егда бо несть вамъ встягнут гнева и похоти, но попустил — то в каку вы имате вринути пропасть? Смыслении да разумеют. Христос же не тако, но от низу тяжкое горе възводить верою и детелиею Божиею. Творечь бо есть всемъ, межю ангелъ и скоты человека сътворилъ есть, словесемь и смысломъ отлучивы и от скота, а гневомъ и похотью от ангелъ. И еиже ся кто части приближаеть, паче тою ся причащаеть — вышнихъ или нижнихъ». Въпросиша же и пакы: «Како вы, единому Богу сущю, въ три славите и? Скажи, аще веси. Отца бо наречаете и Сынъ и Духъ. То аще тако глаголете, то и жену ему дадите, да ся от того мнозе бозе расплодять». К симъ же Философъ отвеща: «Не глаголете тако хулы бе-щину. Мы убо добре есмь навыкли от отець и от пророкъ и от учитель славити Троицю: Отець и Слово и Духъ, и три упостаси въ единомъ существе. Слово же то въплотися въ Деве и родися нашего ради спасения, якоже и Махъметъ вашь пророкъ сведельствуеть, написавъ сице: „Послахомъ духъ нашь къ девеи и извольше да родить". От сего же азъ вамъ извещение творю о Троици».[47] Сими же словесы поражени на другая ся обратиша, глаголюще, яко: «Тако и есть, яко глаголеши, гости. Да аще Христосъ Богъ вашь есть, почто не творите, якоже велить? Писано бо есть в евангельскых книгахъ: „Молити за врагы. Добро деите ненавидящимъ и гонящимъ".[48] Вы же не тако, нъ противна оружья острите на творящая вамъ таковая». Философъ же противу симъ отвеща: «Двема заповедьма сущема въ законе, кто законъ свершая является, иже ли едину съхранить, или иже и обе?» Отвещаша же они, яко иже обе. Философъ же рече: «Богъ есть реклъ: „Молите за обидящая".[49] Тъ есть пакы реклъ: „Больша сея любъви не можеть никтоже явити на семъ житии, но да свою душю положить за другы".[50] Другъ же ради мы се деемъ, да не с телеснымъ пленениемъ и душа их пленена будеть». Пакы же глаголаша они: «Христосъ есть дань даялъ[51] за ся и за ны. Вы же како не творите того делъ? И уже аще браняще себе, то како поне дани не даете сицему велику и крепку языку измаилитьску за братью вашю и за другы? Мала же и просимъ, токмо единого златника. И донележе стоить вся земля, хранимъ миръ межю собою, якоже инъ никтоже». Философъ же отвеща: «Аще убо кто въ следъ учителя ходя, и хощеть во тъ же следъ ходити, во ньже и онъ, другыи же, сретъ и, съвратить и — другъ ли ему есть или врагъ?» Они же реша: «Врагъ». Философъ же рече: «Егда Христосъ дань даялъ, кое владычество бе: измаилитьско ли или римъско?» Отвещаша же они: «Римьско». «Темьже не достоить насъ зазирати, понеже римляномъ даемъ вси дань». По сихъ же и ина многа въпрашания въпрашаша и, искушающе от всехъ художьствии, яже и саме имеяху. Сказа же имъ вся. И яко я препре о сихъ, и реша к нему: «Како ты вся си умееши?» Философъ же рече к нимъ: «Чьловекъ етеръ, почерпъ воду в мори, в мешьци ношаше ю. И гордяашеся, глаголя къ страньникомъ: „Ввдите ли воду, еяже никтоже не имееть разве мене?" Пришедъ же единъ мужь поморникъ и рече к нему: „Неистовъ ли ся дееши, хваляся токмо о смьрдящимъ мешьци? А мы сего глубину имеемъ". Тако и вы деете. А от насъ суть вся художьствия изшьла».
По сихъ же дивъ творяще, показаша ему виноградъ несаженъ, инъгда от земля изникнущь. И яко сказа имъ, како се бываеть, пакы показаша ему все богатьство: храмины утворены златомъ и сребромъ и камениемъ драгымъ и бисеромъ, глаголюще: «Вижь, философе, дивно чюдо: сила велика и богатьство много армениино[52] владыкы срачиньска». Рече же к нимъ Философъ: «Не диву се есть, Богу же хвала и слава, створшему вся си и въдавшему на утеху чьловекомъ. Того бо суть, а не иного». Сетьнее же на свою злобу обрашьше, даша ему ядъ пити. Нъ Богъ милостивыи рекъ: «Аще и смертно что испиете, ничтоже васъ не вредить».[53] Избави и того и на свою землю съдрава възврати и пакы.
Не по мнозе же времени отрекъся всего житья сего, седе на единомъ месте и без молвы, собе самому токмо внемля. И на утрии дьнь ничтоже не оставляя, нъ нищимъ раздаяше все, на Бога печаль възметая, иже ся и всеми на всякъ дьнь печеть.
Единою же на Святыи дьнь слузе его тужащю, яко ничтоже не имамъ на сеи дьнь чьстьнъ. Онъ же рече ему: «Препитавыи инъгда израилиты в пустыне, тъ имать дати и намъ сде пищю. Нъ шедъ призови поне 5 нищихъ мужь, чая Божия помощи». И яко бысть обедняя година, тъгда принесе некто мужь бремя всея яди и 10 златникъ. И Богу хвалу възда о всех сихъ.[54]
Въ Олимбъ[55] же шедъ къ Мефодью брату своему, начать жити и молитву творити беспрестани къ Богу, токмо книгами беседуя.
Придоша же съли къ цесарю от казаръ,[56] глаголюще, яко: «Испьрва единъ токмо Богъ знаемъ, иже есть над всеми. И тому ся кланяемъ на въстокы, а обычая своя ины студныя держаще. Евреи же устять ны веру ихъ и дела прияти, а срацини, на другую страну, миръ дающе и дары многы, стежать ны на свою веру, глаголюще, яко наша есть вера добреиши всехъ языкъ. Тъ сего ради сълемъ къ вамъ, старую поминающе дружбу и любовь держаще, языкъ бо велии сущь, от Бога цесарство держите. И вашего совета въпрашающе, просимъ же мужа книжна у васъ. Да аще преприть еврея и срацины, то по вашю ся веру имемъ».[57]
Тогда възыска цесарь Философа и изъобреты и, сказа ему козарьскую речь, глаголя: «Иди, философе, к людемъ симъ. Створи имъ ответъ и слово о Святеи Троици с помощию ея, инъ бо никтоже не можеть сего достоино створити». Онъ же рече: «Аще велиши, владыко, на сицю рець радъ иду пешъ и босъ и безъ всего же, егоже не веляше Богъ учьникомъ своимъ носити». Отвещавъ же цесарь: «Аще се ты бы хотелъ о собе створити, то добрее ми глаголеши. Нъ цесарскую дерьжаву ведыи и чьсть, честьно иди съ цесарскою помощию». Тъгда же пути ся ятъ. И дошедъ Хорсуня,[58] научися ту жидовьскы и беседе и книгамъ, осмь частии грамотикиа преложь и от того разумъ въсприимъ.
Самарянинъ[59] же етеръ ту живяше и, приходя к нему, стязашеся с нимь. И принесе книгы самареискы[60] и показа ему. И испрошь я у него, Философъ затворися въ храме, на молитву ся наложи. И от Бога разумъ приимъ, чести нача книгы бес порока. Узревъ же самарянинъ, възпи великымъ гласомъ и рече: «Воистину, иже въ Христа верують, въскоре Духъ Святыи приемлють и благодеть». Сыну же ся его крьщьшю тогда, и самъ ся по немъ крьсти.
Обрете же ту Еваньгелье и Псалтырь, русьскы писмены[61] писано, и чьловека обретъ, глаголюща тою беседою. И беседовавъ с нимь и силу речи приимъ, своеи беседе прикладая различно писмена гласьная и съгласная. И къ Богу молитву держа, въскоре начатъ чисти и сказати. И мнозе ся ему дивляху, Бога хваляще.
«Верую в Бога и святемь Клименте надеюся, яко обрести имамъ мощи его и изнести из моря». Убеждь же архиепископа[63] и съ клиросомъ всемъ и говеины мужа, и вседъше в корабля, и идоша на место, утишьшюся морю велми. И дошедъше, начаша копати, поюще. Тъгда же бысть воня велия, яко кандилъ многъ. И по семъ явишася святыя мощи, яже вземше с великою чьстью и славою. И все священници и гражане внесоша я в градъ, якоже пишеть въ обретение его.[64]
Козарьскыи же воевода с вои шьдъ, опступи крьстьяньскыи градъ и сплетеся о немъ. Уведевъ же Философъ, не ленься, иде к нему. Беседовавъ же с нимь, учителная словеса предложь и укроти и. И обещавъся ему на крьщение и отъиде, никояеже пакости створь людемь темь. Възврати же ся и Философъ въ свои путь. И в пьрвыи час молитву творящу ему, нападоша на нь угри,[65] яко и волчьскы въюще, хотяще и убити. Онъ же не ужасеся, нъ ни остави своея молитвы, нъ кюръ илеса[66] токмо възывая — бе бо окончалъ уже службу. Они же узревше, по Божию повелению укротеша и начаша кланятися ему. И слышавше учителная словеса от устъ его, отпустиша и съ всею дружиною.
Вседъ же в корабль, пути ся ятъ козарьска на Меотьское озеро[67] и Капииская врата[68] Кавкасижскыхъ горъ. Послаша же козаре противу его мужа лукава заскопива, иже беседуя с нимь, рече ему: «Како вы золъ обычаи имеете и ставите цесарь инъ въ иного место, от иного рода? Мы же по роду се деемъ». Философъ же к нему рече: «И Богъ бо в Саула место, ничтоже угодна деюща, избра Давида, угажающаго ему, и родъ его». Онъ же рече пакы: «Вы убо книгы держаще в руку, от нихъ вся притъча глаголете. Мы же не тако, нъ от пьрсии всю мудрость, яко поглощьше, износимъ ю». Рече же Философъ к нему: «Отвещаю ти к сему. Аще обрящеши мужь нагъ, и глаголеть ти, яко многы ризы и злато имею, имеши ли ему веру, видя и нага?» И рече: «Ни». «Тако и азъ тебе глаголю. Аще ли еси поглотилъ всяку мудрость, то скажи ны, колько родъ есть до Моисея и колико есть лет которыи же родъ держалъ?» Не мога же к сему отвещати и умолча.
Дошедъшю же ему тамо, егда хотяху на обеде сести у кагана, въпросиша и, глаголюще: «Кая есть твоя чьсть, да тя посадимъ на своемъ чину?» Онъ же рече: «Дедъ имехъ велии и славенъ зело, иже близъ цесаря седяше, и даную ему славу волею отвергъ, изгнанъ бысть, и страну ину землю дошедъ, обнища. И ту мя роди. Азъ же, дедня части древняя ища, не достигъ иноя прияти, Адамовъ бо внукъ есмь».[69] И отвещаша же ему: «Достоино и право глаголеши, гости». И от сего же паче начаша на немь чьсть имети. Каганъ же чашю вземъ и рече: «Пиемъ во имя Бога единого, створшаго всю тварь». Философъ же чашю вземъ и рече: «Пию въ единого Бога и Словесе его, имъже небеса утвердишася, и животворящаго Духа, имже вся сила ихъ състоить». Отвеща к нему каганъ: «Вси равно глаголемъ. О семь токмо различно держимъ: вы бо Троицю славите, а мы Бога единого, улучьше книгы». Философъ же рече: «Слово и духъ книги проповедають. Аще кто тобе чьсть творить, твоего же словесе и духа не в чьсть имееть; другыи же пакы все трое въ чьсть имееть — которыи от обою есть чтивеи?» Онъ же рече: «Иже все трое въ чьсть имееть». Философъ же отвеща: «Темъже мы боле волею творимъ, вещьми сказающе и пророкъ слушающе. Исаия бо рече: „Слушаи мене, Иякове Израилю, егоже азъ зову: азъ есмь пьрвыи, азъ есмь въ векы".[70] И ныне Господь посла мя и Духъ его». Июдеи же, стояще около его, ркоша ему: «Рчи убо, како можеть женьскъ родъ Бога вместити въ црево, на ньже не можеть никтоже възрети, а нели родити и». Философъ же показавъ перстомъ на кагана и на перваго советника и рече: «Аще кто речеть, яко пьрвыи советникъ не можеть чредити кагана и пакы же речеть, последнии рабъ его сего можеть кагана ичредити и и чьсть ему створити — что имеемъ наречи и, скажите ми, неистова ли или несмыслена?» Они же реша: «И зело неистова». Философъ же к нимъ рече: «Что есть от видимыя твари чьстнее всехъ?» Отвеща же ему: «Чьловекъ по образу Божию сътворенъ есть». Пакы же рече к нимъ Философъ: «То како не суть треснове, иже глаголють, яко не можеть вместитися Богъ въ чьловека? А онъ в купину ся вмести и въ облакъ, и в бурю, и дымъ, явлеся Моисеови и Иову. Како бо можеши иному болящю, а иного ицилити? Чьловечьску убо роду на истление пришедъшю, от кого бо пакы бы обновление приялъ, аще не от самого Творча? Отвещаите ми, ащь врачь, хотя приложити пластырь болящимъ, приложить ли или древе или камени? И явить ли от сего чьловека исцелевъша? И како Моиси рече Духомъ Святымъ въ своеи молитве, руце простеръ: „Въ горе каменнии и въ гласе трубнемь не являи ны ся к тому, Господи щедрыи, но вселивъся в нашю утробу, отъимъ наша грехы".[71] Акюла[72] бо тако глаголеть». И тако разидошася съ обеда, нарекше дьнь, во ньже беседують о всихъ сихъ.
Седъ же пакы Философъ с каганомъ и рече: «Азъ убо есмь чьловекъ единъ въ васъ без рода и другъ. И о Бозе же ся стязаемъ вси, емуже суть в руку всякая сьрдца наша. От васъ же иже суть силнеи въ словесехъ. Беседующемъ намъ, еже разумеють — да глаголють, яко тако есть, а ихъже не разумеють — да въпрашають, — и скажемъ имъ». Отвеща же июдеи и ркоша: «И мы держимъ въ книгахъ и слово и духъ. Скажи же намъ, которыи законъ Богъ дасть чьловекомъ пьрвое: Мосеови ли или иже вы держите?» Философъ же рече: «Сего ли ради насъ въпрашаете, да пьрвыи законъ держите?» Отвеща они: «Еи. Пьрвыи бо и достоить». И рече Философъ: «То аще хощете пьрвыи законъ держати, то от обрезания уклонитеся отинудь». Ркоша же они: «Цто ради сице глаголеши?» Философъ же рече: «Скажите ми, убо не потаяще, въ обрезании ли есть пьрвыи законъ данъ или въ необрезаньи?» Отвещаша они: «Мнимъ, въ обрезании». Философъ же рече: «Не Ноеви ли Богъ дасть законъ пьрвее по заповедании отпадении Адамове, заветъ наречая законъ? Рече же бо к нему: „Се азъ въздвигну заветъ мои с тобою и съ семенемъ твоимъ и со всею землею. Тремя заповедьми дьржимъ: все ядите зелие травное и елико на небесе и елико на земле и елико на водахъ, разве мяса в крови душа его не ядите. И иже прольеть кровь чьловецю, да прольется своя ему в того место".[73] Что глаголете противу сему, пьрвыи законъ рекъше держати?» Июдеи же к нему отвещаша: «Пьрвыи законъ Мосеовъ держимъ. Сего же несть нареклъ Богъ закона, нъ заветъ, яко и первое заповедь къ чьловеку в Раи. И къ Авраму инако обрезание, а не законъ. Ино бо есть законъ, ино же заветъ. Различно бо есть творець нареклъ обое». Философъ же отвеща к нимъ: «Азъ о семъ скажу сице, яко законъ ся наречаеть и заветъ. Господь бо глагола ко Авраму: „Даю законъ мои въ плоть вашю, — еже и знамение нарече, — яко будеть межю мною и тобою".[74] Тоже къ Иеремии пакы въпиеть: „Послуши же завета сего и възглаголеши бо, рече, къ мужемъ Июдовимъ, живущимъ въ Ерусалиме. И речеши к нимъ: Тако глаголеть Господь Богъ Издраилевъ: проклятъ чьловекъ, иже не послушаеть словесъ завета сего, иже заповедахъ отчемъ вашимъ въ день, въ нже изведохъ я и-земля Егупетьскы"».[75] Отвещаша июдеи къ сему: «Тако и мы держимъ, яко законъ наричается и заветъ. Елико же ся ихъ держа по законъ Мосеовъ, вси Богу угодиша. И мы держимся по нь и надеемся такоже быти. А вы въздвигъше инъ законъ, попираете Божии законъ». Философъ же рече к нимъ: «Добре деемъ. Аще бо бы и Аврамъ не ялъся по обрезание, но держалъ Ноевъ заветъ, не бы ся Божии другъ нареклъ; ни Моисе же последи пакы написавъ законъ, перваго не держа. Такоже и мы по сихъ образу ходимъ и, от Бога законъ приимше, держимъ, да Божия заповедь тверда пребываеть. Давъ бо Ноеви законъ, не сказа ему, яко другыи имамъ ему дати, нъ въ векы пребывающе въ души живу. Ни пакы Авраму обетования давъ, не възвести ему, яко и другыи имею дати Мосеови. То како вы держите законъ? И Богъ Иезекиилемь въпиеть, яко: „Преставлю и инъ вам дамъ".[76] И Еремия бо рече: „Яве се дьние грядуть, глаголеть Господь, и завещаю дому Июдову и дому Издралеву заветъ новъ. Не по завету, иже завещахъ отчемъ вашимъ въ дьнь, въ ньже приимшю ми руку ихъ извести я и-земля Егупетьскыя, яко ти не пребыша в завете моемь.[77] И азъ възненавидехъ я. Яко се заветъ мои, иже завещаю дому Издралеву по дьнех онехъ, рече Господь: даю законы моя въ помышления ихъ и на сьрдцех ихъ напишу я, и буду имъ въ Богъ, и ти будуть мне в люди".[78] И пакы тъ же Еремея рече: „Тако глаголеть Господь Вседержитель: станете на путехъ и видите, и въпросите на стеза Господня правыя и вечныя, и видите, которыи путь истиньныи, и ходите по нему, и обрящете оцищение душамъ вашимъ. И реша: не идемъ. Поставихъ въ васъ блюстителя: послушаите гласа трубы. И реша: не послушаемъ. Сего ради услышать языци, пасущеи стада в нихъ. И тъгда слыши земле: се азъ навожю на люди си зло, плодъ отвращения ихъ, зане словесъ пророкъ моихъ не вняша и законъ отринуша".[79] Не токмо же сими едиными скажю, яко законъ престаеть, но инеми многыми винами, от пророкъ яве». Отвещаша к нему июдеи: «Всякъ жидовинъ се весть воистину, яко будеть тако. Нъ не уже время пришло есть о помазанемъ». Философъ же рече къ нимъ: «Что си предлагаете, видяще, яко и Ерусалимъ скрушенъ есть, жертвы престалы суть, и все ся есть сбыло, еже суть пророци прорекли о вас? Малахия бо яве вопиеть: „Несть моея воля въ васъ, глаголеть Господь Вседержитель, и жертвы от рукъ ваших не приемлю. Зане от въстокъ солнца и до запада имя мое славится в языцехъ, и на всякомъ месте темьянъ приноситься имени моему и жертва чиста, зане велико имя мое въ языцехъ, глаголеть Господь Вседержитель"».[80] Они же отвещаша: «Се, еже глаголеши. Вси языци хотять быти благословени у нас и обрезании въ граде Ерусалимьсте». Рече же Философъ: «Тако Моисеи глаголеть: „Аще послушающе, послушаеть по всему хранити законъ, будут придели ваша от моря Черьмнаго до моря Филистимьска, и от пустыня до рекы Ефранта".[81] А мы языци, о немже о семени Аврамли благословимся, и от Есеова корене ишедшим и чаянии языкъ нареченъ и светъ всея земля и всехъ островъ, славою Божиею просвещене, не по тому закону, ни месту. Пророци велми въпиють. Рече бо Захария: „Радуися зело, дъщи Сионова! Се цесарь твои грядеть кротокъ, вседъ на жребець осель, сынъ яремничь. И пакы потребить оружие от Ефрема, и конь от Ерусалима, изъглаголеть миръ языкомъ, и власть его от краи земля до коньца вселения".[82] Ияковъ же рече: „Не оскудееть князь от Июды, ни игуменъ от стегну его, дондеже придеть емуже ся щадить",[83] — и тъ чаяние языкомъ. Си вся видяще скончана и свершена, кого иного жьдете? Данилъ бо рече, от ангела наученъ: „70 недель до Христа игумена, еже есть четыриста и девять десять лет запечатлети видение и пророчество".[84] Кое же ли вы ся мнить железное царство,[85] еже Данилъ мнить во иконе?» Отвещаша они: «Римьское». Философъ же въпроси я: «Камень, уторгыися от горы без рукъ чьловечьскъ,[86] кто есть?» Отвещаша они: «Помазаныи». Пакы же ркоша: «То аще сего сказаемъ пророкы и инеми вещьми уже пришедша, якоже глаголеши, како римьское царство доселе держить царство?» Отвеща Философъ: «Не держиться уже, мимошло бо есть, яко и прочая по образу иконьному. Наше бо царство несть римьско, нъ Христово. Якоже рече пророкъ: „Въздвигнеть Богъ небесныи царство, еже въ векы не истлееть, и цесарьство его людемъ инемъ не оставиться, истънить и извееть вся царьства, и тъ станетъ въ векы".[87] Не крьстияньско ли есть царьство ныне Христовымъ именемъ наречаемо, а римляне идолехъ прилежаху. Сии же ово от сего, ово от иного языка и племени въ Христово имя царьствують, якоже пророкъ Исаия, являя, глаголя къ вамъ: „Остависте имя ваше в сытость избранымъ моимъ; вас же избиеть Господь, а работающеи ему наречеться имя ново, еже благословено будеть по всеи земле, благословять бо Бога истиньнаго, и кленущиися на земле — кленутся Богомъ небеснымъ".[88] Не свершило ли ся все пророческое проречение? Уже яве реченая о Христе. Исаия бо съказаеть рождество его от девы, глаголя сице: „Се, дева въ цреве прииметь и родить сынъ, и наркуть имя ему Еммануилъ, еже есть сказаемо: с нами Богъ".[89] А Михея рече: „И ты, Вифлеоме, земле Июдова, никакоже менши бываи въ владыкахъ Июдовахъ, и ис тебе бо ми изиидеть игуменъ, иже упасеть люди моя Израиля, исходи его искони от дьнии века. Сего ради дасть я до времени ражающая и родити".[90] Иеремия же: „Въпросите и видите, аще родить мужескъ полъ? Яко великъ дьнь тъ, якоже не бысть инъ; и лето тесно будеть Иякову, и от сего спасеться".[91] И Исаия рече: „Преже даже болящия не роди, и преже даже не приде рожество, болезни избежа, и роди мужескъ полъ"».[92] Пакы же июдеи реша: «Мы есмь от Сима благословеное семя, благословени отцемь нашимь Ноемъ, вы же несте». Сказавъ же имъ о семъ и рече: «Благословение отца вашего ино ничтоже несть, токмо хвала Богу, оного же ничтоже убо не идеть. Се убо есты „Благословенъ Господь Богъ Симовъ",[93] а къ Афету глагола, от негоже мы есмь: „Да распространить Богъ Иафета, да ся вселить в села Симова"».[94] И от пророкъ же и от инехъ книгъ сказая, не остави ихъ, дондоже сами реша, яко: «Тако есть, якоже глаголеши». Ркоша же пакы: «Како вы, имуще упование на чьловека и творитеся благословени быти, а кънигы проклинають таковаго?» Отвеща Философъ: «То проклятъ ли есть Давидъ или благословенъ?» Рекоша же они: «И зело благословенъ». Философъ же рече: «То и мы на того уповаемъ, на негоже и онъ. Рече бо въ псалмехъ: „Ибо чьловекъ мира моего, на нъже уповахъ".[95] Чьловекъ же то есть Христосъ Богъ. А иже уповаеть на простъ чьловекъ, то мы и того проклята творимъ».
«Како вы крьстьяне обрезание отмещете, а Христу не отвергшю его, нъ по закону скончавшю?» Отвеща Философъ: «Иже бо рече пьрвие къ Авраму: „Се буди знамение межю тобою и мною",[96] — тъ и свершити е пришедъ. И от того державше до сего. А прочее не дасть ему мимоити, нъ крьщение намъ подасть». Ркоша же они: «Тъ что ради инии пръвии угодиша Богу, того знамения не приимше, нъ Аврамле». Отвеща Философъ: «Никоторыиже бо от техъ является две жене имевъ, нъ токмо Аврамъ. И сего ради уда того урезаемъ, пределъ дая не преступати его дале, нъ по первому сверстию Адамову образъ дая прочимъ во тъ ходити. Иякову бо такоже створи: утерпль жилу стегна его,[97] зане четыри жены поять. Разумевъше же вину, еяже ради то ему створи, нарече имя ему Израиль, сиречь „умомъ зря Бога".[98] К тому бо не является примешься к жене. Аврамъ же того не разуме». Пакы же въпросиша и июдеи: «Како вы идоломъ ся кланяюще, творитеся Богу угажати?» Отвеща Философъ: «Первое ся научите разделяти имена, что есть икона и что есть идолъ. И тако смотряще, не поступаите на крестьяны. Десять бо именъ въ вашемъ языце о семъ образе лежить. Въпрошю же вы и азъ. Образъ ли скиния, юже виде въ горе Моиси и изнесе, или образъ образа художьствомъ сдела, прикладомъ образъ, клины, и усмы, и серестьми, и херовимы изрядныи.[99] Понеже бо тако створи, наречемъ ли вы того ради древу, и усъмомъ, и серьстьмь чьсть творити и кланятися, а не Богу, давъшюуму в то время так образъ? Такоже и о Соломоне церкви, понеже иконы херовимьскы и ангельскы и инехъ многы образы имяше. Такоже убо и мы крьстьяне, угожьших Богу творяще образъ, и чьсть деемъ, отделяюще доброе от демоньскыхъ образъ. Хулять бо книгы жрущая сыны своя и дщери своя и гневъ Божии проповедають; такоже другыя хвалять, жрущая сыны своя и дщери». Ркоша же пакы июдеи: «Како вы свинину и заячину ядуще, не противитеся Богу?» Отвеща же к нимъ: «Первуму завету заповедающа вся снесте, яко зелье травное: вся бо чистая чистымъ суть; а сквернымъ и свесть ся осквернила.[100] И Богъ бо въ твари глаголеть: „Се вся добра зело",[101] — вашего ради лакомьства мало и етеро от нихъ отъятъ. „Снесте бо, — рече, — Ияковъ и насытися, и отвержеся възлюбленыи".[102] И пакы: „Седоша людие ясти и пити, въсташа играть"».[103]
От многа же мы се украчьше в мале положихомъ селико памяти ради. А иже хочеть свершеныхъ беседъ сихъ и святыхъ искати въ книгахъ его, обрящеть я, еже преложи учитель наш архиепископъ Мефодий, раздели е на осмь словесъ.[104] И ту узрить словесную силу от Божия благодети, яко и пламень полящь на противныя.
Си же вся каганъ козарьскъ съ началными мужи добрая и подобная его слышавше словеса, ркоша к нему: «Богомь еси посланъ семо на създание наше и вся книгы от него умееши. Все еси по чину глаголалъ, досыти наслажь вся ны медвеныя сладости словесы святыхъ книгъ. Нъ мы есмъ некнижна чада, сему же веру имемъ, яко тако есть от Бога. Паче же аще хощеши покои обрести душам нашим, всяко исправль притъчами, скажи намъ по чину, егоже у тебе въпрашаемъ». Такоже ся разидоша почитъ.
Въ другыи же дьнь сбравшеся, ркоша ему, глаголюще: «Скажи намъ, чьстныи мужу, притъчами умомъ веру, якоже есть лучши всехъ». И отвеща имъ Философъ: «Дъва мальжена беста у царя етера въ чьсти велице и любима зело. Съгрешьшема же има, изгнавъ я от земля посла.[105] Живущема же многа лет тамо, дети створиста в нищете. Сбирающе же ся дети к собе, советъ творяху, кымъ ся бы путемь пакы вместити в пьрвыи чинъ. Овъ же ихъ сиче глагола, а другыи инако, а другыи другояко. Советъ деяаху, которому совету убо достоит быти, не добреишуму ли?» Ркоша же они: «Что ради сице глаголеши? Свои бо кождо съветъ добреи творить иного. Июдеи бо свои добреи творять и срацини такожде, и вы такожде, а инеи инъ. Скажи же, которыи разумеемъ добреи от сихъ?» Рече же Философъ: «Огнь искушаеть злато и сребро, а чьловекъ лжю умомъ отсекаеть от истины. Рьцете же ми, отчего бысть первое отпадение, не от видения ли и плода сладкаго и похоти на божество?» Они же ркоша: «Тако есть». Философъ же рече: «Тъ аще кому будеть пакость, медъ ядъшю ли студену воду пивше, пришедъ же врачь глаголеть ему: „И еще многъ мед едъ, ицелееши"; а иже будеть воду пилъ, тому глаголеть: „Студеныя воды напивъся, нагъ на мразе ставъ, ицелееши". Другыи же врачь не тако глаголеть, нъ противно врачьство заповедаеть: въ меду место горкое пиюще, поститися, а въ студенаго место теплое, греющеся. Которыи убо от обою хытрее врачюеть?» Отвещаша вси: «Иже противная врачьства заповедаеть. Горестью бо жития сего похотную сласть достоить умертвити и смирениемь гордость, противнымъ противная врачююще. И мы бо глаголемъ, яко древо, еже пьрвое тернъ створитъ, то последи сладокъ плодъ приплодить». Пакы же отвеща Философъ: «Добре рекосте. Христовъ бо законъ остроту являеть Божия жития, потомъ же въ вечных жилищихъ 100-кратицею плодъ приноситъ».
Единъ же от нихъ светникъ, срациньску злобу всю добре ведыи, въпроси Философа: «Рци ми, гости, како вы Махъмета не держите? Тъ бо есть велми Христа похвалилъ въ своихъ книгахъ, глаголя, яко от девы ся родилъ, сестры Моисеовы, пророкъ зелии: мертвыя въскрешалъ и всяку язю ицелилъ силою великою».[106] Отвеща Философъ к нему: «Да судить нас каганъ. Глаголи же, аще пророкъ есть Махъметъ, како имемъ Данилу веру? Онъ бо рече: „До Христа всяко видение и пророчество престанеть".[107] Сь же по Христе явлеся, како можеть пророкъ быти? Аще бо того пророка наречемъ, то Данила отвержемъ». Рекоша же мнозе от нихъ: «Данилъ, еже есть глаголалъ, Божиемъ духомъ есть глаголалъ, а Махмета же вси вемъ, яко ложь есть и пагубникъ спасению всехъ, иже есть добреишая бляди своя на злобу и студодеяние изблялъ». Рече же пьрвыи светникъ от нихъ къ приятелемъ жидовьскымъ: «Божиею помощию гость сии всю гордыню срачиньскую съверже на землю, а вашю на онъ полъ преверже яко съкверну». Рекоша же къ всемъ людемъ: «Яко же есть далъ Богъ власть надъ всеми языкы цесарю крьстьяньску и мудрость свершену, тако и веру в них. И кроме ея никтоже не можеть живота вецнаго жити. Богу же слава въ векы». И рекоша вси: «Аминь».
«Братье и отци, и друзи, и чада! Се Богъ дасть всякъ разумъ и ответъ достоинъ. Аще ли есть и еще къто противяся, да придеть и преприть или препьренъ будеть. Иже послушаеть сего, да ся крьстить во имя Святыя Троица. Иже ли не хощеть, азъ кроме есмь всякого греха, а онъ узрить въ дьнь судныи, егда сядеть судиа ветхыи дьньми[108] судити всемъ языкомъ». Отвещаша они: «Несмь мы собе вразе. Нъ помалу, иже можеть, тако велимъ, да ся крьстить волею, иже хочеть, от сего дьни. А иже от васъ на западъ кланяется ли жидовьскы молитвы творить, ли срачиньску веру держить — скоро съмьрть прииметь от насъ». И тако разидошася с радостью.
Крьсти же ся от сихъ до 200 чади, отверьгъшеся мерзостии поганьскыхъ и женитвъ безаконьныхъ. Написа же къ цесарю книгы каганъ сиче: «Послалъ еси, владыко, мужа такого, иже ны сказа крьстьяньску веру, словомъ и вещьми Святую Троицю. И уведехомъ, яко то есть истая вера, и повелехомъ крьститися своею волею. Надеющеся и мы доспети того же. Есме же мы вси друзи и приятеле твоему царству и готови на службу твою, яможе хощеши».
Проважая же Философа, каганъ нача ему дары многы даяти. И не приятъ их, глаголя: «Даже ми, елико имаеши плененыхъ грекъ сде. То ми есть боле всехъ даровъ». Сбравше же ихъ до двоюдесяту и вдаша ему. И иде, радуяся, на путь свои.
Дошедше же безводныхъ местъ пустъ, жяже не можаху терпети. Обретъше же въ слотине водицю, не можаху от нея пити, бяше бо яко золчь. Рашедъшемъ же ся имъ всемъ искатъ воды, и рече к Мефодью, брату своему: «Не терплю уже жаже, да почерпи убо воде сея. Иже бо пьрвие преложи израилтомъ горкую воду въ сладъкую,[109] тъи имать и намъ утеху створити». Почерпъше же, обретоста ю сладъку, яко и медвену, и студену. Пивша же, прослависта Бога, творящаго таковая своимъ рабомъ.
Въ Корсуне же вечеряя съ архиепископомъ, рече Философъ к нему: «Створи ми, отце, молитву, яко же ми бе отець мои створилъ». Въпрошьшемъ же етеромъ особь, что ради се створи, отвеща Философъ: «Въистину от нас отъидеть утро къ Господу, оставле ны». Еже и бысть словесе ся събывшу.
не ленися трудити до нихъ. Ставъ посреде ихъ и рече к нимъ: «Елини суть въ вечную муку шли, кланявшеся небу и земли яко богу, такои велицеи, добреи твари. То же и вы, иже ся древу кланяете, худеи вещи, еже есть готово на огнь, како имате избыти вецнаго огня?» Отвещаша они: «Мы сего несмь начали ныне творити, нъ от отець есмь приале. И от того обретаемъ вся прошения наша: дожгь же наипаче наидеть многъ. И како мы се створимъ, егоже несть дьрзнулъ никтоже створити от насъ. Аще бо и дерзнеть кто створити се, тъгда же смьрть узрить, и не имамъ к тому дожгя видети до концины». Отвеща к нимъ Философъ: «Богь о васъ въ книгахъ глаголеть, а вы како ся его отмещете? Исаия бо от лица Господня вопиеть, глаголя: „Гряду азъ събрати вся племена и языкы, и придуть и узрять славу мою. И поставлю на нихъ знамение и послю от нихъ спасеныя въ языкы: в Тарсисъ и Фулъ, и Лудъ, и Мосохъ, и Тевелъ, и въ Еладу, и въ островы далняя, иже не суть слышали моего имени, и възвестять славу мою въ языцехъ".[112] Глаголеть Господь Вседержитель и пакы се: „Азъ послю рыбитвы и ловча многы — и от холмъ, и скалъ камяныихъ изловять вы".[113] Познаите, братье, Бога, створшаго вы. Се евангелье новаго завета Божие, в неже ся есте крьстили».
Такоже сладкыми словесы углаголавъ, повеле имъ посечи древо и съжещи е. Поклонь же ся стареишина ихъ, шедъ, лобыза Евангелье, такоже и вси. Свеща же белы приимше от Философа, поюще идоша къ древу. И вземъ секыру Философъ 30 и трижды удари и повеле въсемъ сещи ис корения и съжещи е. В ту же нощь дождь бысть от Бога. И с радостию великою похвалиша Бога. И веселися Богъ о семъ зело.
Философъ же иде въ Цесарьградъ. И видевъ цесаря, живяше без мълвы, Бога моля, въ церкви Святыхъ Апостолъ седя.
Есть же в святеи Софьи потирь от драгаго камения Соломоня дела, на немже суть писмена жидовьска и самареиска грани написана, ихъже никтоже не можаше ни почисти, ни сказати. Вземъ же ю Философъ почте и сказа: «Есть же сиче. Пьрвая грань: „Чаша моя, чаша моя, прорицаи то: дондеже звезда, въ пиво буди Господи и пьрвеньцю, бъдящю нощию". По семъ же другую грань: „На вкушение Господне створена древа иного; пии, упиися веселиемъ и възпии Алелуиа". И по семъ третия грань: „И се князь их, узрить весь съньмъ славу его, и Давидъ цесарь посреде ихъ". И по и семъ число написано: девять сотъ и девятеро». Ращетъ же е потонъку Философъ обрете от втораго на десять лета царства Соломоня до царства Христова девятьсотъ и девять лет.[114] И се есть пророчество о Христе.
Чтение 4
Ростиславъ[115] бо моравьскыи князь, Богомъ устимъ, светъ створь съ князи и с моравляны, посла к цесарю Михаилу, глаголя: «Людемь нашимъ поганьства ся отвергъшемъ и по крьстьяскъ ся законъ держащемъ, учителя не имамъ такого, иже бы ны въ свои языкъ истую веру съказалъ, да быша ины страны того зряще, уподобили намъ. Посли ны, владыко, епископа и учителя такого. Отъ васъ бо на вся страны всегда добрыи законъ исходить».
«Философе, вемь тя трудна суща, нъ достоить тобе тамо ити. Сея бо речи не можеть инъ никтоже исправити, якоже ты». Отвеща Философъ: «И труденъ сы теломъ и боленъ, радъ иду тамо, аще имуть букви въ свои языкъ». Рече цесарь к нему: «Дедъ мои и отець мои,[116] и ини мнози, искавше того, не обрели того суть. То како азъ то могу обрести?» Философъ же рече: «То кто можеть на воде беседу написати или еретичьско имя собе обрести?» Отвеща ему пакы цесарь, и съ Варъдою, уимъ своимъ: [117] «Аще ты хощеши, то можеть Богъ тобе дати, иже даеть всемъ, иже просять несумнениемъ, и отверзаеть толкущимъ».[118]
Шедъ же Философъ, по пьрвому обычаю на молитву ся наложи и с инеми поспешникы. Вскоре же ся ему Богъ яви, послушаяи молитвы своихъ рабъ. И тъгда сложи писмена и нача беседу писати евангельскую: «Испьрва бе слово и слово бе у Бога и Богъ бе слово»[119] и прочее.
Възвесели же ся цесарь, Бога прослави съ своими светникы. И посла и съ дары многы, написавъ къ Ростиславу епистолию сицеву: «Богъ, иже велить всякому чьловеку, дабы в разумъ истиньныи пришелъ и на большии ся чинъ стежилъ, видевъ веру твою и подвигъ, створи и ныня в наша лета, явле букъви въ вашь языкъ, егоже не бе давно было, токмо в первая лета, да и вы причтетеся великыхъ языцехъ, иже славять Бога своимъ языкомъ. И то ти послахомъ того, ему же ся Богъ яви — мужа чьстьна и благоверна, книжна зело и философа. И сь приимъ даръ болии и честьнеи паче всего злата и сребра и камения драгаго и богатьства приходящаго. Подвигнися с нимь спешно утвердити речь и всемь сьрдцемъ взискати Бога. И обьщаго спасения не отрини, нъ подвигни не ленитися, нъ ятися по истиньныи путь, да и ты, приведъ я подвигомъ своимъ в Божии разумъ, приимеши мьзду свою в того место въ сьи векъ и в будущии за вся ты душа, хотящая веровати въ Христосъ Богъ нашь отныня до кончины, и память свою оставляя прочимъ родомъ подобьно Костянтину[120] цесарю великому».
таинеи службе. И отверзошася по пророчьскому словесе уши глухыхъ услышать книжная словеса, и языкъ яснъ бысть гугнивымъ.[121] Богъ же ся възвесели о семь велми, а дьяволъ постыдеся.
«Не славиться Богъ о семъ. Аще бо бы ему сиче годе было, не бы ли моглъ сьтворити, дабы исперва писмены пишюше беседы своя, славили Бога? Но 3 языки есть токмо избралъ: евреискъ, греческъ и латынски,[122] имиже достоить Богу славу въздаяти». Беша же се глаголюще латиньстии и спручьстии архиереи,[123] с иереи и ученице. Сбравшеся с ними, яко Давидъ иноплеменьникы, книжьными словесы побежая, нарече я триязычникы, яко Пилату тако написавшю на титле Господни.[124] Не токмо же се едино глаголаху, нъ иному бещинию учаху, глаголюще, яко подъ землею живуть чьловеци вельглави[125] и вьсь гадъ дияволя тварь есть. И аще кто убиеть змию, девяти грехъ избудеть того ради.[126] Аще чьловека убиеть кто, три месяця да пиеть въ древяне цаше, а стькъляны ся не прикасаеть.[127] Не браняаху жертвъ творити по первому обычаю, ни женитвъ бе-щисленыхъ. Все же се яко терние посекъ, словеснымъ огнемь попали, глаголя: «Пожри Богови жертву хвале и въздаи же Вышьнему обеты и молитвы твоя.[128] Жены же уности твоея не отпусти. Аще бо ю възненавидевъ пустиши, не покрыется нечьсть похоти твоея, глаголеть Господь Вседержитель, схранитеся духомъ вашимъ, и да не оставить къждо васъ жены уности своея. И сихъ, ихъже ненавидехъ, творясте, яко Богъ съведетельствова межю тобою и межю женою уности твоея, юже еси оставилъ, н та обьщьница твоя и жена завета твоего.[129] И въ Еуангельи Господа слышасте: „Яко речено есть древними: не сотвориши прелюбы". Азъ же глаголю вамь, яко всякъ, иже възрить на жену похотети еи, уже прелюбы есть створилъ с нею сьрдцемь своимъ. И пакы глаголю вамъ, яко иже пустить жену свою разве словесе любодеинаго, творить ю прелюбы деяти. Иже отпущеную от мужа поиметь, прелюбы дееть".[130] Апостолъ рече: „Яже есть Богъ съчталъ чьловека, да не разлучаетася"».[131]
Четыри же десять месяца[132] створи въ Мораве, иде святить ученикъ своихъ. Прия же и Коцелъ князь Паноньскъ[133] и възлюби вельми словеньскы букъви и научися имъ. Въдавъ до 50 ученикъ учитися имъ. И велику ему чьсть створи, мимо проводи. И не взятъ же ни от Ростислава, ни от Коцела ни злата, ни сребра, ни иноя вещи, положь еваньгельское слово, нъ токмо пленьникы испрошь от обою девять сотъ и отпусти я.
Чтение 5
Бънятъцихъ[134] же бывшю ему, сбрашася на нь пискупи, попове и черноризци, яко вране на соколъ, въздвигоша триязыцную ересь, глаголюще: «Чьловеце, скажи намъ, како ты еси ныне створилъ словенемъ книгы и учиши я? Ихъже несть никтоже инъ пьрвое обрелъ: ни апостоли, ни римьскыи папежь, ни Диалогъ[135] Григории, ни Еронимъ,[136] ни Августимъ.[137] Мы же три языкы токмо вемъ, имиже достоить въ книгахъ славити Бога: евреискъ, елинескъ, латинескъ». Отвеща Философъ к нимъ: «Не идеть ли дождь от Бога равно на вься, ни ли солнце такоже не сияеть ли на вся,[138] ни ли дыхаемъ на облакъ равно вси? То како вы ся не стыдите, 3 языкы токмо мняще, а прочимъ всемъ языкомъ и племенемъ слепомъ веляще быти и глухомъ, скажите ми, Бога творяще немощна, яко не могуща сего дати, или завистлива, не хотяща дати? Мы же многы роды знаемъ, книгы умеюче, Богу славу въздающе своимъ языкомъ къждо. Яве же суть си: ормени, пьрси, авазги, иверие, сугди, готи, объре, турьси, козаре, аравляне, егуптяне, сури, ини мнози.[139] Аще ли не хощете от сихъ разумети, поне от книгъ познаите судию. Давидъ бо вопиеть, глаголя: „Поите Господеви, вся земля! Поите и възвеселитеся и въспоите!"[140] Другояко: „Вся земля да поклониться и поеть тебе. Да поють же имени твоему вышнии".[141] И пакы: „Хвалите Господа вси языци, и похвалите его вси людие. И всяко дыхание да хвалите Господа".[142] Въ Еуангельи же глаголеть: „Еликоже есть прияло ихъ, дасть имъ область, да чада Божия будуть".[143] И пакы тъ же: „Не о сихъ бо въпрошаю токмо, нъ и о верующихъ словомъ ихъ въ мя. Да вси едино будуть, якоже и ты, Отце, во мне и азъ в тебе".[144] Матфеи бо рече: „Дана ми есть всяка власть на небесе и на земли. Шьдъше убо научите вся языкы, крьстя во имя Отца и Сына и Святаго Духа, учаще я хранити вся, елико заповедалъ есмь вамъ. И се азъ с вами есмь вся дьни до скончания века. Аминь".[145] А Марк пакы глаголеть: „Шедъше въ весь миръ, проповедите Еуангелье всеи твари. Веровавыи, крьщеся, спасеться, а неверовавыи осудится. Знамения же поверовавшихъ поидуть си: именемъ моимъ бесы ижденуть, языкъ възъглаголють новы".[146] Глаголемъ то же к вамъ: „Горе вамъ, кънигъчия, фарисеи, ипокриты, яко затваряете цесарьство небьсное пред чьловекы. Вы бо не входите и хотящихъ внити не оставляете внити".[147] И пакы: „Горе вамъ, книгъция, яко взясте ключь разумныи: нъ сами не внидете и хотящимъ внити възбранисте".[148] Къ кореньфеомъ же Павелъ рече: „Хощю, да вси языкы глаголете, паче же да проричаете, болии убо проричая, нежели глаголя языкы, разве аще не сказаеть да церкви създание прииметь. Ныне же, братье, аще приду к вамъ, языкы глаголя, кую вамъ пользу створю, аще вамъ не возглаголю или откровениемь, ли разумомъ, или пророчствомь, ли учениемь? Обаче бездушенъ глас дающе аще ли пищали, аще ли гусли, аще разнествия гласомъ не дасте — како разумеется сопомое ли или гуденое? Ибо аще безвестенъ глас труба дасть, кто уготовается на брань? Тако и вы языкомъ аще неразумна словеса дасте, како разумно будеть глаголемое? Буде бо въ аеръ глаголюще. Толико убо аще ся ключить родъ гласныхъ въ всемь мире, и ни единъ же ихъ безгласенъ. Аще убо не вемъ силы гласу, то будуть глаголющему ми варваръ и глаголяи мне варваръ. Тако и вы, понеже ревнителе есте духовнымъ къ създанию церкви, просите, да вы избываеть. Тем же глаголяи языкомъ молиться да скажеть ти. Аще бо языкомъ молитву дея, то духомь молится, а умомъ бес плода есть. Что убо есть? Помолюся духомъ — помолюся умомъ, спою духомъ — спою же и умомъ. Аще благословиши духомъ, исполняя место неразумнаго, како речеть «аминь» по твоеи хвале, понеже не весть, что глаголеши. Ты убо добре хвалиши, нъ другыи не зижеться. Хвалю Бога моего о всехъ насъ, паче же языкы глаголю. Нъ въ церкви хощю 5 словесъ умомъ своимь глаголати, да ины научю, а не еже тьму словесъ языкомъ. Братие! не дети бываите умы, но злобою же младеньствуите, умы же свершене будете. В законе пишеть: «яко иноязыцники ихъ устнами инеми възглаголю людемь симъ, и тако не послушають мене, глаголеть Господь». Тем же языци въ знамение невернымъ суть, а пророчьство не невернымъ, нъ верующимъ. Аще бо снидется церкви вся вкупе, и вси глаголють языкы, внидеть же неразумивъ или неверенъ, — не рчеть ли, яко зъли ся деете? Аще ли вси пророчьствують, вънидеть же инъ неверенъ и неразумивъ, обличается предъ всеми, въстязается от всехъ. И таиная сердца его яве бываеть, и тако падеть ницъ и поклонится Богу, поведая: «Въистину Богъ въ васъ есть». Что убо есть, братье? Егда сходится къждо васъ, псалмы имеете, учение имеете, явление имеете, языкъ имеете, сказание имеете — вся же къ създанию да бывають. Аще ли языком кто глаголеть — по двема или зело по тремъ и по части, единъ сказаеть. Аще ли не будеть глагольника, да молчить въ церкви, собе же да глаголеть и Богу. Пророци же два или трие да глаголють, а друзии да сказають. Аще ли иному явиться седящу, пьрвыи да молчить. Могуть бо по единому вси пророчьствовати, да вси учаться, и вси утешаються. И дуси пророчестии пророкомъ повинуються. Несть бо нестроению Богъ, нъ миру".[149] Господня бо заповедь есть: „Аще кто не разумееть — да учится".[150] Тем же, братье, рьвнуите проричанию и не браните глаголати языкы. Вся же благоверно по чину да бывають».[151] И пакы глаголеть: «Всякъ исповесть, яко Господь Исусъ Христосъ въ славу Богу Отцю.[152] Аминь». Сими же словесы и инеми и болше посрамль я, оставле.
и папежа римьскаго. И тъгда Богъ чюдеса нача творити: ослабленъ же чьловекъ ту ицеле, а ини мнози различныхъ недугъ избыша. Тако же и плененеи пленьшихъ я, нарекъше память святаго Климента, избыша.
Приим же папежь книгы словеньскыя, освяти и положи я въ церкви святыя Мария, яже ся наричаеть Фатанъ,[156] пеша же над нимъ литургию. И по семь повеле папежь двема епископома Фуръмосу[157] и Гоидриху[158] святити словеньскыя ученикы. Яко я святиша, тъгда пеша литургию въ церкви святаго Петра[159] словеньскымъ языкомъ. И въ другыи дьнь пеша въ церкви святы Петрунилы.[160] И въ 3 дьнь въ церкви святаго Андрея,[161] и оттуду пакы у великаго учителя язычьскаго Павла апостола в церкы[162] в нощи пиша святую литургию словеньскы надъ святымъ гробомъ, имеюще на помощь Арсения епископа, единого суща от седми епискупъ,[163] и Настаса[164] вивлотикаря.
Философъ же съ своими ученикы не престаяше достоиную хвалу Богу въздая о семъ. Римляне же не престаяху идуще к нему, въпрашающе о всемь. И сказание сугубь и трыубь приимаху от него.
Жидовинъ же етеръ, такоже приходя, сътязашеся с нимъ и рече ему единою: «Несть уже не пришелъ Христосъ по числу летьнюму, о немже глаголють книгы и пророцы, яко от девы ся есть родити».[165] Почьтъ же ему Философъ вся лета от Адама по роду, сказа ему потонку, яко пришелъ есть, и селико летъ есть от толе до селе. И научивы и, отпусти.
«О рекшихъ къ мне: „Идемъ въ дворы Господня" възвеселися духъ мои, и сердце обрадовася».[166] Облекъ же ся въ чьстьныя своя ризы тако пребысть весь дьнь, веселяся и глаголя: «Отселе несмь азъ ни цесарю слуга, ни иному никомуже на земле, нъ токмо Богу Вседержителю бехъ и есмь въ векы. Аминь».
на вечную жизнь, и въздвигъ къ Богу руце свои и створи молитву, слезами сице глаголя: «Господи Боже мои, иже еси ангельская вся чины и бесплотныя съставль силы, небо распьнъ и землю основалъ, и вся сущая от небытья в бытье приведъ, иже еси всегда весде послушалъ творящихъ волю, боящихъся тебе и хранящихъ заповеди твоя. Послушаи моея молитвы и верное твое стадо схрани, емуже мя бе преставилъ, неключимаго и недостоинаго раба твоего, избавляя вся от всякоя безбожныя и поганьскыя злобы и от всякого многоречиваго имени и хулнаго еретичьска языка, глаголющаго на тя хулу. Погуби триязычную ересь и въздрасти церковь свою множьствомъ, и вся въ единодушье съвокупле. Створи изрядны люди, единомысляща о истинньнеи вере твоеи правемь исповеданьи, въдохни же въ сердца ихъ слово твоего учения. Твои бо есть даръ, аще ны еси прия недостоиныя на проповедание еуангелья Христа твоего. Острящаяся на добрая дела, творяще угодная тобе, еже мне бе далъ, яко твое тобе предаю. Устрои я силою твоею и десницею, покрывая кровомъ крилу твоею,[169] да всяко хвалять и славять имя Отца и Сына и Святаго Духа въ векы. Аминь». Лобъзавъ же вся святымъ лобзаниемъ, и рече: «Благословенъ Богъ нашь, иже не дасть насъ в ловитву зубомъ невидимыхъ врагъ нашихъ, нъ сеть ихъ скрушися, и избави ны[170] от истления». И тако почи о Господе, бывъ 42 лет, въ 14 дьнь месяца февраля, въ индиктъ 2, от твари всего мира 6000 и 300 и 70 и 7 лет.[171]
Повеле же апостоликъ всемъ грекомъ, иже бяху в Риме, тако и римляномъ, съ свещами съшедъшеся, пети надъ нимь, створити провожение ему, якоже самому папежю створили. То же и створиша.
Мефодии же брат его въпроси апостолика, глаголя, яко: «Мати ны есть закляла, да иже наю пьрвее на судъ идеть, да пренесеть брат въ свои манастырь[172] и ту и погребеть». Повеле же папежь вложити и в раку и забити и гвозды железны. И тако держа и 7 дьнии, готовя и на путь. Рекоша же къ апостолику римьстии пискупи: «Понеже есть Богъ, по многымъ землямъ хожьша, привелъ и семо и сде дущю его изялъ — сде ему достоить лежати яко чьстьну мужю». Рече же апостоликъ: «То за святыну его и любовь римьскыи обычаи преступле, погребу и в моемъ гробе въ церкви святаго апостола Петра». Отвеща же братъ его: «Понеже мене не послушасте и не дасте ми его, аще вы есть любо, да ляжеть въ церкви святаго Климента,[173] с нимьже есть семо пришелъ». Повеле же апустоликъ тако створити.
«Отгвождьше раку, видимъ, аще есть целъ, еда есть что взято от него». И тружьшеся много, не могоша отгвоздити ракы по Божию повелению.
И тако с ракою положиша и въ гробъ о десную страну олтаря въ церкви святаго Климента, идеже начаша тъгда многа чюдеса бывати, еже видевше римляне боле ся преложиша святыни его и чьсти. Написавъ же икону его надъ гробомъ, начаша светити надъ нимь дьнь и нощь,[174] хваляще Бога, прославляющаго тако же славять. Тому бо есть слава въ векы. Аминь.
— Монтаж цитат из разных библейских книг: Иоиль. 2, 13; Тим. 2, 4; Иез. 33, 11.
[2] Овча моя... вечныи. — Иоан. 10, 27.
— 1 Кор. 11, 1.
[4] Солунь (Селунь) — Фессалоника, современные Салоники — город на северном побережье Эгейского моря, в IX в. один из главных городов Византийской империи.
[5] Другарескъ — друнгарий, командир «друнги», в иерархии военных властей фемы (военно-административного округа в Византии IX—X вв.) занимал следующее место: стратиг — турмарх — друнгарий — комит.
— глава фемы.
— библейский праведник (книга Иова).
[8] ... семь отрокъ... — Неоднократное упоминание числа 7 или кратных ему для определения событий в жизни героя или его родителей заставляет подозревать, что это не столько реальные даты, сколько стремление агиографа использовать для измерения священное число. Можно отметить и другие характерные для агиографии мотивы: отказ младенца от молока кормилицы, отказ родителей после его рождения от плотских сношений.
[9] Егда же роди и мати... — По свидетельству Жития Константин скончался 14 февраля 6377 г. (т. е. 869 г. по сентябрьскому стилю, принятому в Византии, или 870 г. — по мартовскому, который мог применяться в Великой Моравии), 42 лет от роду. Β соответствии с этим его рождение следует относить либо κ концу 826—началу 827 г., либо κ концу 827—началу 828 г. Β памятнике церковного происхождения, принадлежащем κ византийскому культурному миру, логичнее ожидать первый вариант.
[10] ... отца и устроителя... крьстияны. — Имеется в виду византийский император, считавшийся главой всех христиан на земле.
— Рассказ ο чудесном сне сложился под влиянием сочинений знаменитого церковного деятеля, теолога и писателя IV в. Григория Назианзина. Β Житии сон Константина приспособлен κ условиям жизни IX в., когда был распространен выбор невесты для императора или наследника из числа собранных в столицу красавиц.
[12] Сыну, храни законъ... матере своея. — Притч. 6, 20.
[13] Светилникъ бо... и светъ. — Притч. 6, 23.
[14] Рчи же... створи. — Притч. 7, 4.
— Ср. Прем. 7, 29; 8, 2; 10, 9.
— Евстафий Плакида — римский военачальник; согласно его житию, обратился в христианство, увидев во время охоты оленя с крестом между рогами (Житие Плакиды см. БЛДР, 3).
[17] Григорий Феолог — Григорий Богослов (Назианзин).
[18] О Григорие... и учитель. — Данный текст — попытка стихотворного перевода с греческого языка молитвы Константина.
— Эпизод свидетельствует ο том, что в провинции в IX в. можно было получить лишь начальное образование.
[20] Логофет — с VII в. глава важнейших центральных ведомств Византии, здесь — логофет Феоктист, первый министр при дворе императрицы Феодоры и ее малолетнего сына Михаила III в 40-х—начале 50-х гг. IX в.
— Данное свидетельство маловероятно, так как Михаил III был значительно моложе Константина.
[22] Боже отець наших... премудрость... — Прем. 9, 1—2, 4.
— Ср. Прем. 9, 10, 19.
[24] Азъ бо есмь... твоея. — Ср. Пс. 115, 7; Прем. 9, 5.
[25] Царьград — Константинополь, столица Византийской империи.
— Лев Математик — ученый IX в., возобновивший занятия точными науками и изучение античных текстов; позднее — глава государственного училища, созданного дядей императора Михаила III Вардой.
— филолог, знаток древних авторов, теолог; в 40—50-х гг. крупный государственный чиновник, с 858 г. — патриарх Константинопольский.
[28] Научи же ся Омиру... художьствомь. — Перечень наук традиционен и соответствует курсу организованного позднее Константинопольского университета. Упоминание на первом месте не связанных между собой Гомера и геометрии, возможно, объясняется тем, что этим наукам Константин учился у Льва, а остальным — у Фотия.
[29] Скорость бо ся... съ Богомъ жити. — Мозаика фрагментов из Похвального слова Василию Великому Григория Богослова.
[30] Княжение — термин для обозначения архонтии, территории, населенной славянами, во главе которой ставился вместо местного князя чиновник.
— Прадедом назван Адам, отыскать его честь и богатство — достичь совершенства, которым отличался праотец до грехопадения. Отрывок следует трактовать как отказ от светской карьеры и желание стать монахом.
[32] Царица — Феодора, вдова императора Феофила (829—842), мать Михаила III (842— 867), после смерти мужа и до 850 г. — правительница.
[33] ... книгчии... — Вероятно, имеется в виду библиофилакс — библиотекарь, поскольку Константин как молодой клирик, не имевший опыта работы в администрации, не мог сразу стать хартофилаксом — главой патриаршей канцелярии и архива, а должен был получить более скромную должность. Так как все известные хартофилаксы были дьяконами, Константин не мог получить сан выше, и сообщение ο посвящении его сразу в священники — неточно. Β украинско-белорусских списках Жития, обладающих рядом текстологических особенностей, должность Константина обозначена как «сосудохранитель», т. е. скевофилакс — хранитель патриарших облачений.
[34] ... патриарх... — Вероятно, имеется в виду патриарх Игнатий (847—858).
— собор в Константинополе, при котором находились патриаршая библиотека и архив.
— пролив Босфор.
[37] Умолиша же... ся ятъ. — Возможно, речь идет ο назначении Константина преподавателем Константинопольского университета.
[38] Анний патриарх — Иоанн Грамматик, патриарх Константинопольский (837—842), глава партии иконоборцев. Анний — презрительная кличка, данная ему его противниками. Рассказ ο диспуте вызывает сомнения исследователей, так как подобные рассказы известны и в житиях других святых того же времени.
— один из высших византийских почетных титулов.
[40] He сътвориши всякого подобиа. — Ср. Исход 20, 4 в Острожской Библии.
— Ср. Исход 20, 4; Вт. 5, 8.
[42] Чтение второе. — Следующий далее рассказ ο посольстве κ арабам неоднократно вызывал сомнения, так как такое посольство не упоминается в других источниках. Однако некоторые детали свидетельствуют ο том, что это посольство имело место.
— См. 1 Царств. 17, 40. Β Библии говорится ο пяти камнях. Здесь отразился след глаголического оригинала: в глаголице Β (3) и Д (5) имеют очень близкое начертание.
[44] Асикрет Георгий — византийский дипломат, ведший переговоры с арабами. Полагают, что именно он стоял во главе посольства, участником которого и был Константин.
[45] ... образи демонскы... ругающеся. — По эдикту халифа Мутаваккиля (на престоле с 847 г.), преследовавшего христиан, предписывалось изображать дьявола на дверях их домов.
— Деян. 8, 33; ср. Ис. 53, 8.
ο Троици. — Коран 19, 7. Ссылка на эту суру — обычный аргумент в полемике с мусульманами византийских теологов.
[48] Молити за врагы... гонящимъ. — Ср. Мф. 5, 44; Лк. 6, 27.
[49] Молите за обидящая. — Мф. 5, 44; Лк. 6, 28.
[50] Больша сея любъви... за другы. — Ср. Иоан. 15, 13.
— Утверждение неточно: Иисус Христос только не отрицал необходимости ее давать (Мф. 22, 17—21; Мр. 12, 14—17).
[52] Армениино. — Так славянский автор передал греческий вариант титула халифа — «амерумна». Константину, по-видимому, показывали постройки халифа Мутаваккиля в его резиденции Самарре, изумлявшие своей роскошью.
[53] Аще и смертно... не вредить. — Мр. 16, 18.
[54] Единою же на Святыи дьнь... ο всех сихъ. — Рассказ этот представляет одно из обычных для агиографии общих мест.
— гора Олимп в Малой Азии на побережье Мраморного моря — один из центров византийского монашества в IX в.
— союз тюркоязычных племен, главным образом кочевых, создавших на Нижней Волге и в степном Предкавказье государственное образование раннефеодального типа — Хазарский каганат (VII—середина X в.).
[57] ... испьрва единъ токмо Богъ... имемъ. — Подавляющее число исследователей считают речь хазарских послов вымыслом агиографа. Судя по арабским и еврейским источникам, каган и хазарская знать приняли иудаизм по крайней мере за несколько десятилетий до путешествия Константина.
[58] Хорсунь — Корсунь, Херсон — город на территории современного Севастополя, центр византийских владений на Крымском полуострове.
— Самаритяне — название этнической и религиозной группы семитского населения.
[60] ... книгы самареискы... — Имеется в виду Пятикнижие, написаиное самаритянской азбукой.
— Это загадочное место в Житии породило огромную литературу, из которой можно выделить следующие основные точки зрения: 1) русские письмена — письмена древних «руссов» (восточных славян), которые затем легли в основу изобретенной Константином азбуки; 2) имеется в виду перевод Библии на готский язык, осуществленный в IV в. Вульфилой; 3) имеются в виду «сурские», т. е. сирийские письмена. Большинство исследователей в настоящее время придерживаются последней точки зрения.
[62] ... яко святыи Климент... лежить... — Имеются в виду останки похороненного у Херсонеса мученика раннехристианского времени по имени Климент, которого легенда, возникшая в IV—VI вв., отождествила с Климентом, папой римским, третьим преемником апостола Петра. Место погребения в результате погружения берега κ IX в. оказалось на полузатопленном островке.
— Георгий, архиепископ Корсунский.
[64] ... якоже пишеть въ обретение его. — Имеется в виду написанное Константином на греческом языке и сохранившееся только в славянском переводе Сказание об обретении мощей св. Климента.
[65] Угры — венгры, кочевавшие в этот период в причерноморских степях.
— От греч. κυριε ελεησον — «Господи, помилуй».
— название Азовского моря в античной и византийской литературе.
[68] Капийская врата — обозначение Дербентского прохода в античной и византийской литературе.
[69] Дедъ имехъ велии... есмь. — Аллегория библейского рассказа ο грехопадении.
[70] Слушаи мене... въ векы. — Ис. 48, 12.
— Ср. Исход 19, 16; 34, 9; 1 Иоан. 3, 5.
[72] Акюла — Аквила — еврейский ученый II в., переводчик Ветхого Завета на греческий язык. Константин использовал этот перевод, отличающийся от Септуагинты, как доказательство христианского догмата ο воплощении Бога в человеческом теле.
[73] Се азъ въздвигну... в того место. — Ср. Быт. 9, 9, 2—6.
[74] Даю законъ... и тобою. — Ср. Быт. 17, 13, 2, 4, 7.
— Иер. 11, 2—4.
— Ср. Иезек. 11, 19; 36, 26.
[77] Яве се дьние... в завете моемь. — Иер. 31, 31—32.
[78] Яко се заветъ мои... в люди. — Ср. Иер. 31, 33.
— Иер. 6, 16—19.
[80] Несть моея воля... Господь Вседержителъ. —Мал. 1, 10—11.
— Ср. Вт. 11, 22, 24; Исход 23, 31.
[82] Радуися зело... до коньца вселения. — Ср. Зах. 9, 9—10.
— Ср. Быт. 49, 10.
[84] 70 недель... и пророчество. — Ср. Дан. 9, 24—25.
[85] ... железное царство... — Дан. 2, 40.
— Ср. Дан. 2, 34, 45.
— Дан. 2, 44.
[88] Остависте имя ваше... Богомъ небеснымъ. — Ис. 65, 15—16.
[89] Се, дева... c нами Богъ. — Ис. 7, 14; Мф. 1, 23.
[90] И ты, Вифлеоме... и родити. — Мих. 5, 2—3; Мф. 2, 6.
— Иер. 30, 6—7.
[92] Преже даже... роди мужескъ полъ. — Ис. 66, 7.
[93] Благословенъ Господь Богъ Симовъ... — Быт. 9, 26.
[94] Да распространить... в села Симова. — Быт. 9, 27.
— Ср. Пс. 40, 10.
— Быт. 17, 2, 7, 10—11.
[97] ... утерпль жилу стегна его... — Ср. Быт. 32, 25.
[98] ... Израиль... Бога. — Ср. Быт. 32, 28, 30.
— Ср. Исход 26, 1—37; 36, 8—38.
[100] Первуму завету... ся оскеернила. — Ср. Быт. 9, 3; Тит. 1, 15.
— Ср. Быт. 1, 31; 2, 9, 16.
[102] Снесте бо... възлюбленыи. — Ср. Вт. 32, 15.
— Исход 32, 6.
[104] Α иже хочеть... словесъ. — Состав сочинений («слов») Константина, не дошедших до нас, не установлен.
[105] Дъва мальжена... посла. — Аллегория библейского рассказа ο грехопадении первых людей.
— Ср. Коран 19, 29, 3, 40, 43.
— Ср. Дан. 9, 24.
[108] ... судиа ветхыи дьньми... — Ср. Дан. 7, 9, 22.
[109] Иже бо... въ сладъкую. — Ср. Исход 15, 23—25.
[110] ... въ Фулъсте языце... — Β источниках VIII—IX вв. неоднократно упоминается г. Фуллы, центр особой епархии в Крыму.
— Здесь не название дерева, a ero нарицательное наименование, в переводе с греческого «защитник мужчин».
[112] Гряду азъ събрати... въ языцехъ. — Ис. 66, 18—19.
[113] Азъ послю... изловять вы. — Ср. Иер. 16, 16.
[114] ... девять сотъ и девятеро... и девятъ лет. — Во всех славянских списках срок назван неправильно: хронологические расчеты на основании Летописца патриарха Никифора дают цифру 989.
— правитель Великой Моравии, раннефеодального славянского государства.
— дед Михаила III — император Михаил II (820—829), отец — Феофил II (829—842).
[117] ... съ Варъдою, уимъ своимъ... — Варда — дядя Михаила III по матери, его соправитель с титулом «кесаря», фактический глава империи в конце 50-х—начале 60-х гг. IX в.
[118] ... иже просять... толкущимъ. — Ср. Мф. 21, 22; 7, 7; Лк. 11, 9.
— Иоан. 1, 1. Эта фраза свидетельствует ο том, что первым Константин переводил Евангелие апракос.
[120] Константин — римский император IV в., прекративший преследования христиан, в византийской традиции — образец идеального государя.
— Ср. Ис. 35, 5; 32, 4.
[122] Но 3 языки есть токмо... и латынски... — Изложенная здесь точка зрения, что воздавать хвалу Богу можно лишь на трех языках, сложилась на латинском Западе начиная с VII в. под влиянием высказываний Исидора Севильского.
— архипресвитеры, стоявшие во главе церковных округов Великой Моравии. Чем вызвано их разделение на латинских и франкских («спручьстии») — неясно.
[124] ... нарече я триязычникы... Господни. — Имеется в виду надпись, сделанная на кресте на трех языках (Лк. 23, 38).
[125] ... яко подъ землею... вельглави... — Имеются в виду антиподы, жители противоположной стороны земли (по учению пифагорейцев). Бóльшая часть церковных авторитетов раннего средневековья отрицательно относилась κ этому мнению.
— Происхождение этого поверья, которое пропагандировало немецкое духовенство, неясно. Возможно, таким путем велась борьба с распространенным у славян почитанием змей.
— Β настоящее время исследователи полагают, что вместо слова «человек» в данной фразе читалось что-то другое. Наиболее вероятно здесь было слово «чльк», прочитанное затем как «члк» — «человек». Β старопольском языке это слово было обозначением пресмыкающихся.
[128] Пожри Богови... молитвы твоя. — Ср. Пс. 49, 14.
[129] Жены же уности... жена завета твоего. — Ср. Мал. 2, 15—16, 13—14.
[130] Яко речено... прелюбы дееть. — Мф. 5, 27—28, 32; ср. Мф. 19, 9; Мр. 10, 11—12.
— Ср. Мф. 19, 6; Мр. 10, 9.
[132] Четыри же десять месяца... — Β Житии Мефодия указан другой срок пребывания братьев в Моравии — 3 года, что, вероятно, более соответствует действительности.
[133] Паноньскъ — Паннония, провинция в составе Римской империи; занимала западную часть Венгрии, северную часть Югославии и восточную часть Австрии.
[134] Бънятъцихъ — местный беспредложный падеж от Бънетъкы — Венеция.
— Β рукописи: Фолог, исправлено по смыслу.
— переводчик Библии, учитель церкви (IV—V вв.).
[137] Августин — учитель церкви (IV—V вв.).
[138] He идеть ли дождь... ли на вся... — Ср. Мф. 5, 45.
— Перечень, приведенный Константином, включает в себя ряд народов Закавказья и Ближнего Востока, обладавших ко времени путешествия Константина многовековой письменной традицией, которая в той или иной форме дошла до наших дней. Таковы армяне, персы, грузины, арабы. Наряду с ними в списке фигурируют языки, вымершие к настоящему времени, на которых в IX в. существовала разнообразная литература — сирийский, коптский («египтяне» в списке, которые отличаются от арабов, несомненно потомки древнего населения Египта) и согдийский — восточноиранский язык (Согдиана — область на территории современных северного Таджикистана и южного Узбекистана), служивший международным языком в Центральной Азии в VIII—X вв. Согдийское письмо было создано на основе ближневосточных алфавитов уже в начале нашей эры. На основе согдийского письма не позднее VI в. была создана руническая письменность на тюркском языке («турси» Жития), существовавшая в Центральной Азии до X в. Κ ней восходят особые варианты аварского («объре») и хазарского («козаре») рунического письма. Письменность и богослужение на родном языке у готов появились в IV в., со времени их вторжения на земли Римской империи. С готами, остатки которых жили в Крыму в IX в. Константин мог познакомиться во время Хазарской миссии. Абхазы не имели собственной азбуки, возможно, их включение в список объясняется тем, что они использовали при богослужении грузинский (а не греческий) язык.
[140] Поите Господеви... и въспоите! — Пс. 95, 1; 97, 4.
— Пс. 65, 4.
[142] Хвалите Господа ecu языци... хвалите Господа. — Пс. 116, 1; 150, 6.
— Иоан. 1, 12.
[144] He ο сихъ... и азъ в тебе. — Иоан. 17, 20—21.
[145] Дана ми есть всяка власть... Аминь. — Мф. 28, 18—20.
— Мр. 16, 15—17.
— Мф. 23, 13.
[148] Горе вамъ... внити възбранисте. — Лк. 11, 52.
[149] Хошю, да вcu языкы глаголете... нъ миру. — 1 Кор. 14, 3—33, 37.
[150] Аще кто не разумееть — да учится. — Ср. Прит. 8, 5. Перед нами явная редакторская правка текста: слова «А кто не разумеет, пусть не разумеет» (1 Кор. 14, 38), содержащиеся в некоторых списках, часто или пропускаются или заменяются как явно не отвечающие идее отрывка в целом.
— 1 Кор. 14, 39—40.
[152] Всякъ исповесть... Богу Отцю. — Фил. 2, 11.
[153] ... римьскыи папежь... — римский папа Николай I (858—867).
[154] Апостоликъ — апостолический, преемник апостолов, употреблялся наряду с термином «папа римский». Однако эти термины имели разное значение: «папа» употреблялся для обозначения римских пап вообще, в том числе и умерших к моменту действия, а «апостолик» обозначал лишь папу, обладающего властью в момент действия.
— римский папа (867—872); Николай I, вызвавший братьев в Рим, скончался 13 ноября 867 г., а встретил их Адриан, вступивший на престол 14 декабря того же года.
— Перевод греческого слова «фатан» — ясли. Такое название позволяет отождествить упоминаемый храм с известной римской церковью святой Марии «ad praesepe», ныне — церковь Санта Мариа Маджиоре.
[157] Формоза — епископ Порто, один из главных знатоков восточной политики в папской курии, с 866 г. папский легат в Болгарии.
[158] Гаудерих — епископ Веллетри, влиятельный советник римских пап.
— знаменитый собор св. Петра, главный храм католической церкви, где по преданию похоронены останки апостола.
[160] Петрунилы. — Церковь Петрониллы — небольшая ротонда возле собора св. Петра, существовала еще в начале XVI в.
— Имеется в виду церковь св. Андрея, построенная папой Григорием Великим, ныне известна как церковь Сан Грегорио ад Челио.
[162] ... у великаго учителя... в церкы... — Имеется в виду церковь Сан Паоло Фуори ле Мура.
— Арсений, епископ Орто, член постоянного совета при папе из семи епископов наиболее близких κ Риму диоцезий.
[164] Настас — Анастасий, племянник Арсения, глава папского архива и канцелярии, знаток греческого языка, переводчик.
[165] Несть уже... есть родити. — Имеются в виду ветхозаветные пророчества: Дан. 12, 11 — 13; Ис. 7, 14.
Ο рекшихъ къ мне... обрадовася. — Ср. Пс. 121, 1.
— По традиции, постригающийся в монашество принимал другое имя, начинающееся с той же буквы. Имя Кирилл Константин принял, вероятно, в честь Кирилла Александрийского, греческого теолога V в.
[168] ... 50 дьнии. — Цифра, возможно, символическая, соответствует 50 дням, которые прошли от Воскресения Христа до Сошествия Святого Духа на апостолов.
[169] ... покрывая кровомъ крилу твоею... — Ср. Пс. 60, 5.
[170] Благословенъ Богъ нашь... избави ны... — Ср. Пс. 123, 6—7.
— См. выше.
[172] ... въ свои манастырь... — Имеется в виду монастырь Полихрон на Олимпе Вифинском.
[173] ... церкви святаго Климента... — Позднеантичная базилика, сохраниласьдо наших дней как подземная часть более поздней постройки под тем же названием.
[174] Написавъ же... и нощь... — С этим сообщением в течение длительного времени связывали открытую в XIX в. фреску IX в. в церкви св. Климента с изображением Христа на троне в окружении двух архангелов и святых Климента и Андрея, которые представляют Христу двух коленопреклоненных духовных. Β настоящее время историки искусства не разделяют мнения, что на фреске изображены Кирилл и Мефодий, и рассматривают ее как типичную патрональную композицию, выполкенную по заказу двух неизвестных высокопоставленных лиц духовного звания.