|
Летописная повесть о Куликовской битве (перевод) |
ЛЕТОПИСНАЯ ПОВЕСТЬ О КУЛИКОВСКОЙ БИТВЕ
О ПОБОИЩИ ИЖЕ НА ДОНУ И О ТОМЬ, ЧТО КНЯЗЬ ВЕЛИКИЙ БИЛСЯ СЪ ОРДОЮ
Прииде ордынский князь Мамай[1] съ единомысленики своими, и съ всеми прочими князьми ордынскими, и съ всею силою татарскою и половецкою, еще же к тому рати понаимовав бесермены, армени, фрязи, черкасы, и ясы, и буртасы.[2] Такоже с Мамаемь вкупе, въ единой мысли и въ единой думе, и литовский князь Ягайло Олгердович[3] съ всею силою литовскою, с ляцкою, и с ними же въ единачестве Олегъ Иванович, князь рязанский.[4] Съ всеми сими съветникы поиде на великого князя Дмитриа Ивановича[5] и на брата его князя Володимера Андреевича.[6] Но хотя человеколюбивый Богъ спасти и свободити род христианский молитвами пречистыа его Матере от работы измалтьскиа,[7] от поганаго Мамая, и от сонма нечестиваго Ягайла, и от велеречиваго и худаго Олга Рязанскаго, не снабдевшему своего христианства. И приидет ему день великий Господень в суд, аду и ехидну!
«Пойдемь на рускаго князя и на всю землю Рускую, якоже при Батыи[9] было. Христианство потеряем, а церкви Божиа попалимь и кровь христианскую прольемь, а законы их погубимь». И сего ради нечестивый люте гневашеся о своих друзех и любовницехь, о князех, избиеных на реце на Вожи.[10] И нача сверепо и напрасно силы своя сбирати, съ яростию подвижася и силою многою, хотя пленити христианъ. И тогда двигнушася вся колена татарскаа.
И нача посылати к Литве, к поганому Ягайлу, и лстивому сътонщику,[11] диаволю съветнику, отлученому Сына Божиа, помраченому тмою греховною и не въсхоте разумети — Олгу Рязанскому, поборнику бесерменскому, лукавому сыну, якоже рече Христос: «От нас изыдоша и на ны быша». И учини собе старый злодей Мамай съветъ нечестивый с поганою Литвою и съ душегубивымъ Олгомъ: стати имъ у Оки у реки на Семень день[12] на благовернаго князя.
Душегубивый же Олегъ начал зло к злу прикладати: посылаше к Мамаю и къ Ягайлу своего боярина единомысленаго, антихристова предтечю, именемь Епифана Кореева, веля им быти на тотъ же срок, и тъже съветъ свеща — стати ему у Оки с треглавными зверми сыроядци,[13] а кровь прольати. Враже изменниче Олже, лихоимъства открываеши образы, а не веси, яко меч Божий острится на тя, якоже пророкъ рече: «Оружие извлекоша грешници и напрягоша лукъ стреляти въ мракъ правыа сердцемь. И оружиа их внидут въ сердца их, и луци их съкрушатся».[14]
И бысть месяца августа, приидоша от Орды таковыа вести къ христолюбивому князю, оже въздвизается на христианы измаилтьский род. Олгу же, уже отпадшему сана своего от Бога, иже злый съветъ створи с погаными, и посла къ князю Дмитрию весть лестную, что: «Мамай идет съ всемь своимъ царствомъ в мою землю Рязанскую на мене и на тебе, а и то ти сведомо буди — и литовский идет на тебе Ягайло съ всею силою своею».
Князь же Дмитрей се слышав, невеселую ту годину, что идуть на него вся царства, творящеи безаконие, а ркуще «еще наша рука высока есть», иде къ соборной церкви матери Божии Богородици,[15] и пролья слезы, и рече: «Господи, ты всемогий, всесилный и крепкий въ бранех, въистину еси царь славы, сътворивый небо и землю, помилуй ны пресвятыа Матере молитвами, не остави нас, егда унываемь! Ты бо еси Богъ нашь и мы — людие твои, посли руку твою свыше и помилуй ны, посрами враги нашя и оружиа их притупи! Силен еси, Господи, и кто противится тебе! Помяни, Господи, милость свою, иже от века имаши на роде христианскомь! О, многоименитаа Дево, госпоже, царице небесных чинов, госпоже присно всеа вселенныа и всего живота человечьскаго кормителнице! И въздвигни, госпоже, руце свои пречистаа, има же носила еси Бога въплощена! Не презри и христианъ сих, избави нас от сыроядець сих и помилуй мя!»
«Пойдемь противу сего окааннаго, и безбожнаго, и нечестиваго, и темнаго сыроядца Мамаа за правоверную веру христианскую, за святыа церкви, и за вся младенца и старца, и за вся христианы, сущая и не сущаа. И възмемъ с собою скипетръ царя небеснаго — непобедимую победу, и въсприимемь Аврамлю доблесть».[16] И нарек Бога, и рече: «Господи, в помощь мою вънми, Боже, на помощъ мою потщися! И да постыдяться и посрамляются, и познають, яко имя тебе — Господь, яко ты еси единъ вышний по всей земли!»[17]
И съвокупився съ всеми князьми рускими и съ всею силою, и поиде противу их вборзе с Москвы, хотя боронити своея отчины. И прииде на Коломну, събра вой своих 100 тысящ и 100, опроче князей и воевод местных. И от начала миру не бывала такова сила рускаа князей руских, якоже при семь князи беаше. А всее силы и всех рати числомъ с полтораста тысящ или с двесте. Еще же к тому приспеша въ тъй чинъ рагозный издалечя великие князи Олгердовичи поклонитися и послужити: князь Андрей Полоцкий съ пльсковичи, брат его — князь Дмитрий Брянский[18] съ всеми своими мужи.
В то же время Мамай ста за Доном, възбуявся, и гордяся, и гневаася, съ всем своимъ царствомъ, и стоя 3 недели. И прииде князю Дмитрию паки другаа весть: поведаша ему Мамаа за Дономъ събравшася и в поле стоаща, ждуще к собе на помощъ Ягайла с литвою, да егда сберутся вкупе, и хотят победу створити съ одиного. И нача Мамай слати къ князю Дмитрию выхода просити, како было при Чанибе-цари,[19] а не по своему докончаниу. Христолюбивый же князь, не хотя кровопролитьа, и хоте ему выход дати по христианской силе и по своему докончанию, како с ним докончалъ. Он же не въсхоте, высокомысляше, ожидаа своего нечьстиваго съвета литовскаго.
Олегъ же, отступникь нашь, приединився къ зловерному и поганому Мамаю и нечьстивому Ягайлу, нача выход ему давати и силу свою к нему слати на князя Дмитриа. Князь же Дмитрий уведавь лесть лукаваго Олга, кровопивца христьянского, новаго Иуду-предателя, на своего владыку бесится. И князь же Дмитрий въздохнув из глубины сердца своего и рече: «Господи, съветы неправедных разори, а зачинающих рать ты погуби, не азъ почалъ кровъ христианскую проливати, но онъ,[20] Святополъкъ новый![21] Въздай же ему, Господи, седмь седмерицею, яко въ тме ходит и забы благодать твою! Поострю, яко млънию, мечь мой, и приимеет суд рука моа, въздамь месть врагомъ и ненавидящим мя въздамь, и упою стрелы моа от крови их, да не ркут невернии “кто есть богъ их?” Отврати, Господи, лице свое от них и покажи им, Господи, вся злаа напоследокъ, яко род развращаемь есть, и несть веры в них твоеа, Господи! И пролии на них гневъ твой, Господи, на языки, незнающаа тебе, Господи, и имени твоего святаго не призвашя! Кто богъ велей яко Богъ нашь! Ты еси Богъ, творяй чюдеса единъ».[22]
И кончав молитву, иде к Пречистей[23] и къ епископу Герасиму[24] и рече ему: «Благослови мя, отче, поити противу окааннаго сего сыроядца Мамаа, и нечьстиваго Ягайла, и отступника нашего Олга, отступившаго от света въ тму». И святитель Герасим благословилъ князя и воя его вся поити противу нечьстивых агарянъ.
И, прошед свою отчину и великое свое княжение, и ста у Оки на усть Лопастны,[25] переимаа вести от поганыхъ. Ту бо наеха Володимеръ, братъ его, и великий его воевода Тимофей Васильевич, и вси вои останочныи, что были оставлены на Москве. И начашя възитися за Оку за неделю до Семеня дни в день неделный. И, переехавше за реку, внидошя в землю Рязаньскую. А самь в понеделник перебреде своимь двором. А на Москве остави воевод своих, у великой княгини Евдокеи[26] и у сынов своих — у Васильа, у Юрья и у Ивана[27] — Федора Андреевича.[28]
И слышав в граде на Москве, и в Переаславле, и на Костроме, и в Володимере, и въ всех градех великого князя и всех князей руских, что пошол князь великый за Оку, и бысть в граде Москве туга велика, и по всемь его пределомъ, и плач горекъ, и глас рыданиа. И слышано бысть, сииречь высокых, Рахиль же есть, рыдание крепко, плачющеся чяд своих[29] и с великимь рыданием и въздыханиемь не хотяше ся утешити, зане пошли с великымь княземь за всю землю Рускую на остраа копья! Да кто уже не плачется женъ онех рыданиа и горкаго их плачя, зряще, убо ихъ каяждо к себе глаголаше: «Увы мне! Убогаа нашя чада, уне бы намъ было, аще бы ся есте не родили, да сиа злострастные и горкыа печали[30] вашего убийства не подъяли быхом! Почто быхомъ повинни пагубе вашей!»
Князь же великый прииде к реце к Дону за два дни до Рожества святыа Богородица.[31] И тогда приспе грамота от преподобнаго игумена Сергиа,[32] от святаго старца, благословенаа; в ней же писано благословение его таково, веля ему битися с татары: «Что бы еси, господине, тако и пошолъ, а поможет ти Богъ и святаа Богородица». Князь же рече: «Сии на колесницах, а си на коних. Мы же въ имя Господа Бога нашего призовемъ: [33] “Победы дай ми, Господи, на супостаты и пособи ны оружиемь крестнымь, низложи врагы нашя; на тя уповающи, побежаемь, молящеся прилежно къ пречистой ти Матери”». И сиа изрек, начя полци ставити, и устрояше въ одежу их местную.[34] Яко великии ратници, и воеводы оплъчишя своя полки, и приидошя к Дону, и сташа ту, и много думавше. Овии глаголаше: «Поиди, княже, за Донъ». А друзии реша: «Не ходи, понеже зело умножишася врази наши, не токмо татарове, но и литва, и рязанци».
Мамай же, слышав приход княж к Дону и сеченыа своя видев, възьярися зракомъ и смутися умомъ, и распалися лютою яростию, и наплънися аки аспида некаа,[35] гневомъ дышуще, и рече: «Двигнетеся, силы моя темныа, и власти, и князи! И пойдемь, станемъ у Дону противу князя Дмитриа, доколе прислееть к намь съветникь нашь Ягайло съ своею силою».
Князю же, слышавшу хвалу Мамаеву, и рече: «Господи, не повелелъ еси в чюжь пределъ преступати, аз же, Господи, не преступих. Сий же, Господи, приходяще, аки змий к гнезду окаанный Мамай, нечистый сыроядець, на христианство дръзнулъ и кровь мою хотя прольяти, и всю землю осквернити, и святыа церкви Божиа разорити». И рече: «Что есть великое сверепство Мамаево? Аки некаа ехидна, прыскающи, пришел от некиа пустыня, пожрети ны хощет! Не предай же мене, Господи, сыроядцу сему Мамаю, покажи ми славу своего божества, Владыко! И где ти аггелстии лици, и где херувимское предстоание, где серафимское шестокрилное служение? Тебе трепещет вся тварь, тебе покланяються небесныа силы! Ты солнце и луну створи и землю украси всеми лепотами! Яви, Боже, славу свою и ныне, Господи, преложи печаль мою на радость! Помилуй мя, якоже помиловалъ еси слугу своего Моисеа, в горести душя възпивша к тебе, и столпу огньну повелелъ еси ити пред нимь, и морскыа глубины на сушу преложи, яко владыка сый и Господь, страшное възмущение на тишину преложилъ еси».
«Приспе, братие, время брани нашея, и прииде праздникъ царици Марии, матере Божии Богородици, и всех небесных чинов, и госпожи всея вселеныа и честнаго еа Рожества. Аще оживемь — Господеви есмы, аще умремь за миръ сей — Господеви есмы!»[36] И повеле мосты мостити на Дону и бродов пытати тое нощи, в канон пречистыа Божиа матере.
Заутра же в суботу порану, месяца сентября 8 день, в самый празник Госпожинъ,[37] всходящу солнцу, и бысть тма велика по всей земли, и мгляно было бяше того утра до третиаго часа.[38] И повеле Господь тме уступити, а свету пришествие дарова. Князь же великый исполчи полки своа велиции, и вся его князи рустии свои полкы устроивше, и великыа его воеводы облачишася въ одежда местныа. И ключя смертные растерзахуся, трусъ же бе страшенъ и ужасъ събраннымь чядомъ издалече от встока и до запада. Поидоша за Дон, в далняа чясти земля, и преидоша Донъ вскоре люто и сверепо и напрасно, яко основанию земному подвизатися от великых силъ. Князю же перешедшу за Донъ в поле чисто, в Мамаеву землю, на усть Непрядвы, Господь Богъ единъ вожаше его, и не бе с ним Богъ чюждь. О, крепкыа и твердыа дръзости мужъство! О, како не убояся, ни усумнеся толика множества народа ратных! Се бо всташя на нь три земли, три рати: первое — татарскаа, второе — литовскаа, третие — рязанскаа. Но обаче всех сих никакоже убояся, ни устрашися, но еже к Богу верою въоруживься и креста честнаго силою укрепився, молитвами святыа Богородица оградився, и Богу помолися, глаголя: «Помози ми, Господи Боже мой, спаси мя ради милости твоеа, вижь — врагы моа яко умножишася на мя. Господи, что ся умножишя стужающеи мне? Мнози въсташя на мя, мнози борющеся со мною, мнози гонящеи мя, стужающеи ми, вси языцы обыдоша мя, именем Господнимь противляхся имъ».[39]
узревше, поидошя, и земля тутняше, горы и холми трясахуся от множества вой безчисленыхъ. И извлекоша оружия — обоюдуостри в рукахъ их. И орли сбирахуся, якоже есть писано, — «где будет трупие, ту сберутся и орли».[41] Пришедшимъ рокомъ преже бо начашася съеждати сторожевыи плъки рускии с татарскыми. Сам же князь великий наеха наперед в сторожевых полцех на поганаго царя Теляка,[42] нареченаго плотнаго диавола Мамаа. Таче потом недолго попустя отъеха князь в великий полкъ.[43] И се поиде великаа рать Мамаева, вся сила татарская. А отселе — князь великий Дмитрий Иванович съ всеми князьми рускими, изрядивь полкы, поиде противу поганых половець и съ всеми ратьми своими. И възрев на небо умилныма очима и въздохнув из глубины сердца, рече слово псаломское: «Братие, Богъ намъ прибежище и сила».[44] И абие сступишася обоя силы велиции вместо на длъгъ час, и покрыша полкы поле яко на десяти верстъ от множества вой. И бысть сеча зла и велика, и брань крепка, и трусъ великь зело; яко от начала миру сеча такова не бывала великимь княземь рускимь, якоже сему великому князю всея Руси. Бьющим же ся им от шестаго часа до 9-го,[45] прольяся кровь аки дождева тучя, обоих, рускых сынов и поганых, и множество безчислено падоша трупиа мертвых от обоих. И много руси побиени быша от татаръ, и от руси — татаре. И паде труп на трупе, паде тело татарское на телеси христианскомъ; индеже видети бяше русинъ за татарином ганяшеся, а татаринъ русина стигаше. Смятоша бо ся и размесиша, кииждо бо своего супротивника искаше победити. И рече к собе Мамай: «Власи наши растръзаются, очи наши не могут огненых слез истачати, языци наши связаются, и гортан ми пресыхает, и сердце раставает, чресла ми протязаются, колени изнемогают, а руце ми оципают».
Что намь рещи или глаголати, видящи злострастьную смерть! Инии бо мечемь пресекаеми бываху, а инии сулицами прободаеми, инии же на копиа взимаеми! Да тем же рыданиа исполънишася москвичи мнози, небывалци. То видевше, устрашишася и живота отчаявшеся, и на беги обратившеся, и побегоша, а не помянушя, яко мученици глаголаху друг къ другу: «Братие, потерпим мало, зима яра, но рай сладокъ; и страстенъ меч, но славно венчание». А инии сыны агаряны на бегъ възвратишася от клича велика, зряще злаго убийства.
И по сих же въ 9 час дне[46] призре Господь милостивыма очима на вси князи руские и на крепкыа воеводы, и на вся христианы, дръзнувше за христианство и не устрашишася, яко велиции ратници. Видешя бо вернии, яко въ 9 час бьющеся аггели помогают христианомъ, и святыхъ мученикъ полкъ, и воина Георгиа, и славнаго Дмитриа,[47] и великых князей тезоименитых Бориса и Глеба. В них же бе воевода съвръшенаго плъка небесных вой — архистратигъ Михаил.[48] Двоя воеводы видеша погании полци треслънечный плъкъ и пламенныа их стрелы, яже идут на них; безбожнии же татарове от страха Божиа и от оружия христианскаго падаху. И възнесе Богъ десницу нашего князя на победу иноплеменникь. А Мамай, съ страхомъ въстрепетав и велми въстенавъ, и рече: «Великъ Богъ христианескъ и велика сила его! Братие измайловичи, безаконнии агаряне, побежите не гóтовыми[49] дорогами!» И сам вдав плещи свои и побеже скоро паки къ Орде. И то слышавше темныа его князи и власти, и побегоша. И то видевше и прочии иноплеменницы, гоними гневомъ Божиимь и страхомь одержими суще от мала до велика, на бегъ устремишася. Видевше же христиане, яко татарове с Мамаемь побегошя, и погнаша за ними после, бьюще и секуще поганых без милости, Богъ бо невидимою силою устраши плъкы татарскые, и побежени обратиша плещи своя на язвы. И в погоне той овии же татарове от христианъ язвени оружиемь падоша, а друзии в реце истопошя. И гониши их до реки до Мечи,[50] и тамо бежащих бесчисленое множество побишя. Князи же полци гнаша съдомлян,[51] бьюще, до стана их, и полониша богатства много, и вся имениа их, и вся стада содомскаа.
сынъ тысяцкого, Михайла Иванов Акинфович, Иван Александрович, Андрей Серкизов, Тимофей Васильевич Акатьевич, нарицаемый Волуй, Михайло Бренков, Левъ Морозов, Семен Меликов, Дмитрий Мининичь, Александръ Пересветъ, бывый преже болярин брянскый,[52] и инии мнози, их же имена не суть писана в книгах сих. Сии же писаны быша князи токмо и воеводы, и нарочитых и старейших бояръ имена, а прочих бояръ и слуг оставих имена и не писах множества ради именъ, яко число превъсходит ми, мнози бо на той брани побиени быша.
Самому же князю великому бяше видети всь доспех его битъ, язвенъ, но на телеси его не бяше раны никоеа же, а бился с татары в лице, став напреди на первомъ суйме. О семь убо мнози князи и воеводы многажды глаголаша ему: «Княже господине, не ставися напреди битися, но назади или на криле, или негде въ опришнемь месте». Он же отвещаваше имъ: «Да како азъ възглаголю — братия моа, потягнем вси вкупе съ одиного, а самъ лице свое почну крыти и хоронитися назади? Не могу в томъ быти, но хощу якоже словомъ, такоже и делом напереди всех и пред всеми главу свою положити за свою братию и за вся христианы. Да и прочии то видевше приимут съ усръдием дръзновение». Да якоже рече, тако и створи, бьяшеся с татары тогда, став напереди всех. А елико одесную и ошую его дружину его бишя, самого же вкругъ оступиша около аки вода многа обаполы! И многа ударениа ударишася по главе его, и по плещима его, и по утробе его, но от всех сих Богъ заступилъ его в день брани щитомъ истины и оружиемь благоволениа осенил есть над главою его, десницею своею защитилъ его и рукою крепкою и мышцею высокою Богъ избавилъ есть, укрепивый го. И тако промежи многими ратными целъ схраненъ бысть. «Не на лукъ бо мой уповаю, и оружие мое не спасеть мене»,[53] — якоже рече Давидъ пророкъ. — «Вышняго положилъ еси прибежище твое, не приидет к тебе зло, и рана не приступит к телеси твоему, яко аггеломь своимъ заповесть о тебе съхранити тя въ всех путех твоих, и не убоишися от стрелы, летящаа в день».[54]
Се же бысть грех ради наших въоружаются на ны иноплеменници, да быхом ся отступили от своих неправдъ: от братоненавидениа, и от сребролюбиа, и в неправды судящих, и от насилья. Но милосердъ бо есть Богъ человеколюбець, не до конца прогневается на ны, ни въ веки враждуеть.
А отселе, от страны Литовскиа, Ягайло, князь литовский, прииде съ всею силою литовскою Мамаю помагати, и татаромь поганымь на помощъ, а христианом на пакость. Но и от тех Богъ избавилъ, не поспеша бо на срок за малым, за едино днище или менши. Но точию слышав Ягайло Олгердович и вся сила его, яко князю великому с Мамаем бой былъ, и князь великий одоле, а Мамай побеже — и без всякого пожданиа литва съ Ягайлом побегошя назад съ многою скоростию, никим же гоними. Не видеша тогда князя великаго, ни ратии его, ни оружиа его, токмо имени его литва бояхутся и трепетаху; а не яко при нынешних временех литва над нами издеваются и поругаются. Но мы сию беседу оставльше и на предлежащее възвратимся.
Князь же Дмитрий з братомь своимъ Володимеромъ, и съ князми рускими, и воеводами, и прочими бояры, и съ всеми вои оставшимися, став тое нощи на поганых обедищех, на костех татарскых,[55] утеръ поту своего, и, отдохнув от труда своего, велико благодарение принесе Богу, таковую победу давшему на поганыа, избавляющему раба своего от оружиа люта: «Помянулъ еси, Господи, милость свою, избавил ны еси, Господи, от сыроядець сих, от поганаго Мамая, и от нечьстивых измайлович, и от безаконных агарянъ, подаваа чьсть, яко сынъ, своей матери. Уставилъ еси стремление страстное, якоже еси уставилъ слузе своему Моисею и древнему Давиду, и новому Констянтину, и Ярославу, сроднику великих князей[56] на окааннаго и на проклятаго братоубийцю безглавнаго зверя Святоплъка. И ты, Богородице, помиловала еси милостию своею нас, грешных рабъ своих, и всь род христианскый, умолила еси безлетнаго Сына своего». И мнози князи рустии и воеводы прехвалными похвалами прославиша пречистую матерь Божию Богородицю. И пакы христолюбивый князь похвали дружину свою, иже крепко бишася съ иноплеменники, и твердо забрашася, и мужьскы храбровашя, и дрънуша по Бозе за веру христианскую.
стада кони, и велбуди, и волы, им же несть числа, и доспех, и порты, и товаръ.
Поведаша князю великому, что князь Олег Рязанский посылалъ Мамаю на помощь свою силу, а самъ на реках мосты переметалъ. А кто поехалъ с Доновского побоища всвояси сквозе его отчину, Рязанскую землю, бояре или слуги, а тех велелъ имати, и грабити, и нагых пущати. Князь же Дмитрий про то въсхоте на Олга послати рать. И се внезапу приехашя к нему бояре рязанстии и поведашя, что князь Олегъ повръгъ свою землю, да самь побежалъ, и съ княгинею, и с детми, и з бояры. И молиша его много о семь, дабы на них рати не послалъ, а сами биша ему челом и рядишася у него в ряд. Князь же послуша их и приимъ челобитье их, рати на них не посла, а на Рязанскомь княжении посади своя наместники.
Тогда же Мамай не въ мнозе убежа и прибежа въ свою землю в мале дружине. Видя себе бита, и бежавша, и посрамлена, и поругана, пакы гневашеся и събра остаточную свою силу, хотя ити изгономъ пакы на Русь. Сице же ему умыслившу, и се прииде ему весть, что идет на него некий царь съ встока Тохтамышь из Синие Орды.[57] Мамай же, юже уготовалъ рать на ны, с тою ратию готовою и поиде противу его. И сретошася на Калках, и бысть имъ бой. И царь Тахтамышь победи Мамая и прогна его. Мамаевы же князи сшедше с конь своих и биша челомь царю Тахтамышу, и даша ему правду по своей вере, и яшася за него, а Мамаа оставиша поругана. Мамай же то видевь, и скоро побежа съ своими единомысленики. Царь же Тахтамыш посла за ними в погону воя своя. Мамай же гоним сыи, и бегаа пред Тахтамышевыми гонители, и прибежа близ града Кафы. И съслася с кафинци по докончанию и по опасу, дабы его приали на избавление, дондеже избудеть от всех гонящих его. И повелеша ему. И прибеже Мамай в Кафу[58] съ множествомъ имениа, злата и сребра. Кафинци же свещавшеся, створиша над нимь облесть, и ту от них убьен бысть. И тако бысть конець Мамаю.
А самъ царь Тахтамышь, шед, взя Орду Мамаеву и царици его, и казны его, и улусъ[59] всь поима, и богатство Мамаево раздели дружине своей. И оттуду послы своя отпусти къ князю Дмитрию и къ всем княземь рускимъ, поведая имъ свой приход, и како въцарися, и како супротивника своего и их врага Мамая победи, а самь, шед, седе на царстве Волжъскомъ. Князи же рустии посла его отпустиша съ честию и с дары, а сами на зиму ту и на ту весну за ними отпустиша в Орду къ царю коиже своих килициев[60] съ многыми дары.
[1] ... ордынский князь Мамай... — Темник (военачальник) при хане Золотой Орды Бердибеке Мамай, женатый на дочери хана, был по существу правителем Орды. Β 1379 г. он полностью захватил власть в свои руки. Однако именоваться ханом Мамай не мог, так как не был потомком Чингисхана.
— По мнению М. Н. Тихомирова, черкесы и ясы — это черкесы и осетины Северного Кавказа, буртасы — различные племена Среднего Поволжья, фрязи (фряги) — итальянцы, связанные торговыми отношениями с Поволжьем; армены — армяне в войске Мамая, упомянутые потому, что в XIV в. они жили и торговали в волжских городах; бесермены — мусульмане.
[3] ... князь Ягайло Олгердович... — Литовский великий князь с 1377 по 1392 г. (с перерывом), с 1386 по 1434 г. король польский; сын великого князя литовского Ольгерда (1345—1377 гг.).
[4] ... Олегъ Иванович, князь рязанский. — великий князь рязанский Олег Иванович (1350—1402). Положение Рязанской земли между Московским великим княжеством и Ордой приводило κ тому, что все карательные экспедиции из Орды прежде всего обрушивались на Рязанское княжество. Это определило двойственность политики великого князя Олега Рязанского: он неоднократно вступал в сделки с Ордой, преследуя интересы своей земли. Однако такая политика не спасала Рязанское княжество от разгромов ордынцами. После Куликовской битвы Олег вынужден был бежать из своего княжества и в 1381 г. заключить невыгодный для себя договор с Дмитрием Донским. Β 1386 г. Олег заключил мирный договор с великим князем московским, скрепленный родственными отношениями: сын Олега Рязанского Федор женился на Софье Дмитриевне — дочери Дмитрия Донского. С этого времени летописи ни ο каких конфликтах между Москвой и Рязанью не сообщают.
[5] ... на великого князя Дмитриа Ивановича... — (1350—1389) — великий князь владимирский и московский с 1359 г., сын Ивана Ивановича Красного, внук Ивана Даниловича Калиты. Проводил политику укрепления Московского княжества, направленную на подчинение Москве русских княжеств, централизации государственного управления и военного дела. При Дмитрии Ивановиче для укрепления Москвы в 1367 г. предпринимается постройка кремлевских стен из камня, что в те времена имело важное военно-политическое значение. Β 1378 г. на реке Воже под его руководством были разгромлены войска хана Мамая, которые шли на Русь под предводительством воеводы Бегича. (Повесть ο битве на реке Воже и коммент. κ ней см. в наст. т.). После Куликовской битвы в 1380 г. Дмитрий Иванович получил прозвище — Донской.
[6] ... князя Володимера Андреевича. — двоюродный брат Дмитрия Донского, князь серпуховской. Впервые участвовал в военном походе с Дмитрием, когда великому князю московскому было двенадцать лет, а ему — девять. Руководил многими военными мероприятиями и походами Дмитрия Донского. Умер в 1410 г.
— Согласно Библии, от наложницы Авраама, рабыни Агари, родился сын Измаил, ставший родоначальником различных арабских племен. Β русских памятниках измаильтянами назывались кочевые, нехристианские народы вообще.
[8] ... темныа своа князи... — Темными князьями (темниками) у татар назывались предводители крупных воинских отрядов (тьма — десять тысяч).
[9] ... при Батыи... — внук Чингисхана. Возглавлял нашествие монголо-татар на Восточную Европу в конце 30—40-х гг. XIII в. При нем возникла Золотая Орда н началось монголо-татарское владычество над Русью. Умер в 1255 г.
[10] ... на Вожи. — река в северо-западной части Рязанского княжества, в сорока-пятидесяти километрах от его границы с Московским княжеством; впадает в реку Оку. Также см. «Повесть ο битве на реке Воже».
— Это слово, видимо, производное от слова «сатана».
— 1 сентября, день памяти Симеона Столпника.
[13] ... сыроядци... — Здесь видят намек на обычай татар есть сырое (вяленое) мясо.
[14] «Оружие извлекоша грешници... и луци их съкрушатся». — Ср. Пс. 36. 14—15.
[15] ... къ соборной церкви матери Божии Богородици... — к Успенскому собору в Кремле. Успенский собор, сохранившийся до нашего времени, был построен в 1475—1479 гг. на месте одноименного собора XIV в.
[16] «... Аврамлю доблесть». — Имеется в виду один из наиболее почитаемых библейских праведников патриарх Авраам.
«И да постыдяться и посрамляются... единъ вышний no всей земли!» — Пс. 82, 18—19.
[18] ... великие князи Олгердовичи... князь Дмитрий Брянский... — Андрей и Дмитрий — сыновья великого князя литовского Ольгерда. Β 1378 г. князь Андрей Полоцкий бежал в Псков, а затем приехал в Москву κ великому князю Дмитрию Ивановичу. Дмитрий Брянский перешел на службу κ Дмитрию Ивановичу в 1379 г. и княжил в Переславле-Залесском. Полоцким и Брянским они названы по месту первоначального своего княжения.
[19] ... при Чанибе-цари... — при хане Золотой Орды Джани-беке (1342—1357 гг.), сыне Узбека.
[20] ... не азъ почалъ... но онъ... — Исправлено; в рукописи: «но он почалъ кровъ христианскую проливати, а не яз».
[21] ... Святополъкъ новый. — Имя Святополка, убившего в 1015 г. своих сводных братьев Бориса и Глеба, стало в древнерусской литературе нарицательным обозначением злодея и клятво-преступника.
«Въздай же ему, Господи... творяй чюдеса единъ». — Пс. 76, 14—15; Пс. 78, 6, 10, 12; Вт. 32, 41—42.
[23] ... к Пречистей... — Видимо, κ собору Успения Богоматери в Коломне.
[24] ... къ епископу Герасиму... — Герасим, епископ коломенский (ум. в 1388 г.).
[25] ... на усть Лопастны... — Река Лопасня — левый приток Оки, впадающий в нее восточнее г. Серпухова.
[26] ... у великой княгини Евдокеи... — Евдокия Дмитриевна — жена (с 1366 г.) владимирского и московского князя Дмитрия Ивановича, дочь князя Дмитрия Константиновича Суздальского (ум. в 1407 г.).
— у Васильа, у Юрья и у Ивана... — Во время Куликовской битвы Василию (будушему великому князю московскому Василию Дмитриевичу) было девять лет, Юрию — шесть лет. Василий Дмитриевич, старший сын великого князя Дмитрия Ивановича, занимал великокняжеский стол с 1389 по 1425 г. Продолжал объединительную политику отца и деда. Второй сын великого князя Дмитрия Ивановича — Юрий Дмитриевич (1374—1434), с 1389 г. князь звенигородско-галицкий, в 1433 и 1434 гг. дважды занимал московский великокняжеский стол.
[28] ... Федора Андреевича. — Речь идет об именитом московском боярине Федоре Андреевиче Кошке.
[29] И слышано бысть, сииречъ высокых, Рахиль же есть, рыдание крепко, плачющеся чяд своих... — Здесь основной текст повести инкрустирован вставкой из апокрифического «Слова на Рождество Христово ο пришествии волхвов» и не всегда ясен; ср. в апокрифе: «... гласъ в Раме слышанъ бысть, сиречь въ высокихъ, Рахили, плачющися чадъ своих...» (в апокрифе это место восходит к Иер. 31, 15). Совпадение с текстом апокрифа продолжается до слов: «... пагубе вашей». Слова «сииречь высокых» — толкование географического названия «в Раме», читающегося в апокрифическом тексте, — в переводе опускаем.
[30] ... да сиа... печали... — Β рукописи: «за сиа». Исправлено по тексту апокрифа.
— День Рождества Богородицы отмечается 8 сентября.
— От Сергия Радонежского, основателя, а впоследствии игумена Троицкого монастыря (ныне Троице-Сергиева лавра в г. Сергиев Посад). См. «Житие Сергия Радонежского» и коммент. к нему в наст. т.
«Сии на колесницах... Бога нашего призовемъ». — Пс. 19, 8.
[34] ... въ одежу их местную. — Что именно значит термин «одежда местная» — неясно.
— Аспид и ехидна — греческие наименования ядовитых змей — нередко употреблялись в средневековой письменности как нарицательные обозначения злых и коварных людей.
[36] «Аще оживемь — Господеви есмы!» — Рим. 14, 8.
— Госпожин день в данном тексте — праздник Рождества Богородицы.
[38] ... до третиаго часа. — Β Древней Руси счет часов начинался с восхода солнца. Поэтому первый час в зависимости от времени года и восхода солнца по современному исчислению времени мог соответствовать различному времени: с трех часов ночи до восьми часов утра. Так как события происходили в сентябре, то три часа дня в Древней Руси — это около восьми часов утра по современному времяисчислению.
«Господи, что ся умножишя... противляхся имъ». — Пс. 3, 1; Пс. 117, 11.
[40] ... в шестую годину дни... — Шесть часов дня — около одиннадцати часов утра по современному времяисчислению.
[41] ...«где будет трупие, ту сберутся и орли». — Мф. 24, 28.
— Речь идет, видимо, ο золотоордынском хане Тулун-беке (в русских источниках он именуется Тюляком). Известен ярлык 1379 г., данный от его имени митрополиту Михаилу (Митяю).
— Великий полк, видимо, то же, что большой полк (как он именуется в разрядных книгах), то есть полк, возглавлявшийся великим князем.
[44] «Братие, Богъ намъ прибежище и сила». — Пс. 45, 2.
[45] ... от шестаго часа до 9-го — от одиннадцати часов утра до двух часов дня по современному времяисчислению.
[46] ... въ 9 час дне... — Девять часов дня — это около двух часов дня по современному времяисчислению.
— Имеются в виду святые — покровители христианского воинства — Георгий Победоносец и Дмитрий Селунский.
[48] архистратигъ Михаил. — Архангел Михаил — предводитель «небесных сил».
[49] ... гóтовыми... — Готы —древнегерманское племя.
[50] ... дo реки дo Мечи... —Река Красивая Меча — правый приток Дона.
— Β Библии рассказывается ο погрязших в грехах жителях города Содома. Здесь же «содомляне» — бранный эпитет татар.
— Большинство этих имен перечислено в кратком рассказе ο битве 1380 г. в Троицкой (Симеоновской) летописи и в Синодике. Летописная повесть ο Куликовской битве добавляет κ ним имена еще четырех убитых, причем Дмитрий Мининич, Дмитрий Монастырев и Федор Тарусский, как следует из летописей, погибли не на Куликовом поле, а в битвах с Ольгердом в 1368 г., в битве 1378 г. на Воже и в битве под Белевым в 1437 г.
[53] «Не на лукъ бо мой уповаю... не спасеть мене» — Пс. 43, 7.
[54] «Вышняго положилъ... летящаа в день» — Пс. 90, 5, 9, 10, 11.
— «Стать на костях» — значит занять после победы над врагом поле боя. Во время такого «стояния» разбирали трупы павших, хоронили своих соратников. Значение выражения «на обедищех» неясно.
[56] ... слузе своему Моисею... Ярославу, сроднику великих князей... — Здесь упомянуты библейский пророк Моисей, древнееврейскнй царь Давид; новым Константином именуется, видимо, Владимир Святославич, при котором Русь приняла христианство в качестве официальной религии, как Римская империя — при императоре Константине. Ярослав — сын Владимира, отомстивший Святополку, убийце его братьев Бориса и Глеба.
—Золотоордынский царевич Тохтамыш — хан Белой Орды с 1377 г. и хан Золотой Орды с 1380 г. после победы «на Калках» над Мамаем. Β 1395 г. он был разбит Тимуром. Умер Тохтамыш в 1406 г.
[58] ... в Кафу... —Современная Феодосия, в XIV в. генуэзская колония в Крыму.
— Становище, табор, а также удел, владение у кочевников.
[60] ... килициев... — Киличей — посол, гонец, толмач.