СОВЕТ 3 БОЛЯРЫ СВОИМИ ЦАРЯ И ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ О КАЗАНИ. ГЛАВА 49
И призывает к себе в полату великую златую братию свою: благовернаго князя Георгия и князя Владимира,[133] и князя местныя и вся великия воеводы, и вся благородныя своя велможи. И посади ихъ по местом и начат благъ и мудръ советъ с ними творити, хотя самъ в другие двигнутися на безбожную и поганую Казань, на презлыя и неверныя недруги своя — казанския люди и мстити крови християнския, яко Елезванъ, ефиопъский царь, на омиритского царя Дунаса жидовина,[134] ревнуя прадедом своим: великому князю Святославу Игоревичю,[135] како той многажды Греческую землю плени, столь далече ей сущи от Руския земли разстояниемъ, и дани великия со Царя-града имая, со благородных грек, победивших древле Трою предивную и прегордаго царя перскаго Скерска;[136] и той же великий князь по Дунаю стоящихъ 80 градовъ болгарскихъ взя.
Поревнова же и сыну его, первому во благочестии возсиявшему — православному и великому князю Владимиру, иже державу свою — Рускую землю — святымъ крещением просвятившему, како взя великий град Корсунь[137] и иныя земли многия з дары, работаху ему, дани дающе. И надо всеми враги его рука его бе высока.
Велми же позавиде Владимиру Манамаху,[138] якоже той подвизася на греческаго царя Констянтина Монамаха[139] великим ополчением ратнымъ, не хотевшю греческому царю мира поновити и дани давати по уложению прежнихъ бывших его царей с великими князи рускими. — Великий же князь Владимир Манамах, шед во Фракию, повоева начисто, и Халкидонъ мину, и окрестныя области Царя-града греческия все пусты положи. И возвратися на Русь с великою корыстию и со многимъ богатствомъ, пленивъ царство Греческое.
Царь же Констянтинъ бысть о семъ в велице недоумении и в печали, и тузе и советова с патриархомъ, да пошлетъ в Киевъ, на Русь, к великому князю о миру, дабы от сего престал кровопролития тацех сущих християнъ и верных людей греческих, проливая кровь неповинную, откуду и самъ бысть веренъ и всей земли своей спасение изобрете.
Посылает к нему с великим смирением[140] великия своя премудрыя послы: Ефескаго митрополита киръ Неофита и два епископа с ним — Митулинскаго и Милитийскаго и стратига Антиохийского Иоанна, и игемона Иерусалимскаго Евстафиа и инех своихъ с ними благородных мужей, яко могущих умолити и укротити ярость и свирепство княже.
С ними же посла к нему и честныя великия и безценныя дары: самый свой царский венецъ и багряницу, и скиптръ, и сердоликову крабийцу, из нея же еще великий Августъ, римский кесарь, на вечерях своих пия, веселяшеся, и злата, и сребра, и бисера, и камений драгихъ без числа, и инех драгих вещей множество, утоляя гневъ его лвовъ и светлым царем рускимъ называя его, и да уже к тому ся не подвижет Греческия земли воевати.
«И сея ради вины великий князь Владимир, прадед мой, царь и Монамах наречеся. И мы прияхом царемъ нарицатися, венца ради и порфиры, и скипетра царя Константина Монамаха».
И уложивше между собою мир и любовь в веки и паче первыя вся бывшия.
Сия царь и великий князь и з братию своею и князи местными и с великими воеводами премудре и царски думавше и глагола: «Или егда хуждьше есмь деда моего, великого князя Иоанна, и отца моего, великого князя Василия, недавно предо мною бывших и царствовавъших на Москве, и скипетры правящих всея Руския державы? Такожде бо и они покориша под ся великия грады земли чюжих странъ и многих язык незнаемых поработиша, и память себе велику и похвалу в роды вечныя оставиша. И аз сынъ и внук ихъ вся тыя же грады и земли единъ содержа: коими бо царствоваша они — и аз теми же царствую, коими областьми владеша они — и аз теми же всеми владею, и суть в руках моихъ и мною ныне вся строятся, и есмь Божиею милостию царь и напрестолникъ ихъ. Тацы же у меня славныя воеводы великия, храбры и силны, и в ратных делехъ зело изкусны, яковы же были и у них. И хто ми возбраняет тако же творити, яко же они потщашася, намъ сотворша многа блага? Тако же и мы хощем, Богу помогающу нам, инем по нас сотворити.
Велико бо ныне зло постиже от единых казанцевъ паче всех враг и супостат моихъ. Не вемъ, како мощенъ буду управитися с ними, зело бо стужают ми. И слышати бо не могу всегдашняго плача и рыдания людей моихъ, и терпети не могу досады и обиды от казанцевъ. И за сия, о князи мои и воеводы, надеяся аз на премилостиваго вседержителя и человеколюбца Бога, и хощу самъ второе свой подвиг учинити и ити на казанския срацыны и страдати за православную веру нашю и за святыя церкви: не токмо же до крови страдати хощу, но и до последняго ми издыхания.
Сладко бысть всякому человеку умрети за веру свою, паче же кому за християнскую святую, несть бо смерть, но вечный живот! Не бо вотще страдание прияша апостоли святии и мученици и благочестивии царие и благовернии князи и сродницы наши, и за то прияша не токмо земныя почести, царство же и славу, и храбрование на супротивныя, и многолетне славне на земли пожиша, и дарова имъ Богъ за их благочестие и страдание, еже за православие страдаша, по отшествии сего прелестнаго мира в земных место небесная, а во тленных место нетленная, и всеконечная радость, и вечное веселие, еже быти у Господа Бога своего всегда и со ангелы ему предстояще, со всеми праведными веселитися в бесконечныя веки.
Вы же, братиа моя и благородныя наши велможи, что ми о семъ мыслите и речете?» И преста глаголя, и мало молчанию бывшу.
ОТВЕТЪ КО ЦАРЮ И ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ ОТ ВСЕХ ВЕЛМОЖ ЕГО И ВОЕВОД. ГЛАВА 50
И отвещаша ему братия его князь Георгий да князь Владимер и вся благородныя его велможи, яко единеми усты и единем гласом с веселием сердца вкупе вси: «Дерзай, не бойся, о великий нашъ самодержче, побеждай сопостаты своя и славу присовокупляй благородству своему! Не сопротивимся тебе, ни впреки глаголем. Буди воля твоя: ни в чем же от тебе отимаемъ и твори, еже хощеши. Много бо слышахом отецъ своихъ, иная же и сами видехом своима очима великия обиды тебе от казанцевъ и многия измены, да вси мы по силе своей, елико поможетъ Богъ, крепко имамы страдати и полагати главы наши нелестно за святыя церкви и за все православие державы твоея. И за тебе, великого нашего самодержца, должни есмы умрети и все богатество наше и домы, и жены, и чада своя забыти и ни во что же вменити, а не якоже иногда нерадениемъ и леностию своею одержими бяху тебе служихомъ, друг на друга смотривше, и великия наши отчины, данныя прадедам нашимь от прадед твоихъ, сами вкупе с казанцы небрежением нашим или неможением в конечное запустение предахомъ». Сим же словесемъ реченным бывшим от братии его и от всех благородных велмож и боляр и воевод его.
Сия же слышавъ от них царь князь великий и возлюби зело добрый ответъ ихъ и мудрыя глаголы ихъ к нему. «Вопросиши бо Отца твоего, и возвестит тебе, и старцы твои поведят ти». И воставъ с престола своего, и поклонися имъ на все страны до земли, и рече: «Велми угоденъ ми бысть советъ вашъ, любимыи мои думцы, и познахъ, яко будет на ползу вам и намъ».
О СОБРАНИИ РУСКИХ ВОЙ И О РАСМОТРЕНИИ ИХ. ГЛАВА 51
И въскоре повеле всемъ княземъ и воеводамъ — благороднымъ, средним же и обычным — готовым быти на царскую свою службу со всяким запасомъ разнымъ, с конми и со отроки своими, разслав же листы по все области державы своея, по градомъ, на собрание воинственаго чина, да скоро собираются в преславный град Москву иже вся воинская дела творяще люди.
Вборзе же не по многи дни по царскому его повелению множество собрашася вой в преименитый град, яко от великого собрания силы не бе во граде места, где стояти, по улицам и по домом людскимъ, но ставляху по полю около посадовъ и по лугом в шатрех своихъ.
и красно нарядяся, по них же среднимъ и обычным воем. Великия же воеводы и вся благородныя велможи, и вся силныя же и несилныя приезжаху во град единъ по единому их на площадь ко царским его полатам, показующеся ему, изодевшася в пресветлая своя одеяния и со всеми отроки своими, тако же и добрыя своя кони во утварех добрых и красных ведущи и яко достоит быти на ратех воеводам.
Царь же князь великий разсмотривъ самъ своя князи и воеводы своя, благородныя велможи до последнихъ всех, на полатных своих лествицах стоя, и велми всехъ похвали, яко верно служащих ему. Такоже и множества воинства своего видевъ, из далнихъ своихъ градовъ и земель скоро и незамедлено собравшихся по словеси его, зело порадовася радостию великою. Видев же инех неких вой своихъ убозех сущих и нужны всемъ не имеюще у себе: ни коней воинских, ни оружия такого, ни кормли, и тем отвори полаты своя оружейныя и ризныя и житницы хлебныя и даваше имъ до любве ихъ оружиа всякия и светлыя ризы, и кормлю, и добрыя кони с конюшни своея.
И преже всего своего пошествиа, избравъ от всех ис тех вой, и отпущает воевод своихъ с теми дванадесять с великою силою х Казани мая въ 9 день двема рекама в лодьяхъ и струзех — Волгою и Камою. Волгою же рекою отпусти с кормлею и со всяким запасом ратным всего великаго воинства своего и з болшим стеннобитным нарядом огненым, яко да не будет нужды от пищи в воехъ на долго время; Камою же, с верху от Вятки зашедъ, воевати полныя места и недвигомыя казанския.
Кама бо великая река, обходит три земли вкруг: Пермскую землю и Вятскую, и всю Казанскую, — и устием в Волгу падетъ ниже Казани за 60 верстъ. По ней же приидоша х Казани московския воеводы с Устюжны и с Вятки с храбрыми людми и воевавше по Каме богатыя улусы казанския.
По двою же месяцохъ по преже посланными воеводы, празновав царь князь великий пятдесятный день по Пасце на сшествие Святаго Духа на святыя ученики его и апостолы, и всю ту неделю Пянтикостную[141] царски веселяся и с велможами своими, и предает преславный град Москву въ Божии руце и пречистой Богородицы и оставляет в себе место на Москве царская строити брата своего — благороднаго князя Георгия, и приказывает брещы отцу своему митрополиту Макарию.[142]
НАКАЗАНИЕ ЦАРЯ И ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ КО ЦАРИЦЕ СВОЕЙ АНАСТАСИЕ. ГЛАВА 52
И тогда благочестивый царь и великий князь, миръ и любовное целование царице своей Анастасии[143] оставляя, прирекъ ей слово едино: «Аз тебе, о жено, повелеваю никако же скорбети о моем шествии, но пребывати в подвизехъ духовных и в посте, и в воздержании и часто приходити к церквамъ Божиимъ, и многи молбы творити за мя и за ся, и милостыню убогимъ давати, и бедных миловати, и в царских наших опалах разрешати, и в темницах заключеныя испущати, да сугубу мзду от Господа приимеши в будущем веце». То же слово и брату своему наказа.
Царица же, слышавъ сия от благочестиваго царя, супруга своего любимаго, и нестерпимою скорбию уязвися о отшествии его, и не може от великия печали стояти, и хотяше пасти на землю, аще не бы сам царь супружницу свою рукама своима поддержалъ, И на мног часъ она безгласна бывши. И восплакася горце, и едва мало воздержавшися и возможе от великих слез проглаголати: «Ты убо, о благочестивый мой господине царю, заповеди Божия храниши и тщишися единъ паче всех душю свою положити за люди своя. Аз же, свете мой драгий, како стерплю на долго время разлучение твое от мене, или хто ми утолитъ мою горкую печаль? Или кая птица во един час прилетит и долготу путя того и возвестит ми слаткую въсть здравия твоего, яко ты с погаными брався и одолети возможе?! О всемилостивый Господи, Боже мой, призри на мое смирение и услыши молитву рабы твоея, и вонми рыдания моя и слезы, и даруй ми слышати супруга моего царя преславно победивша враги своя, и сподоби мя здрава его сождати, светла и весела видети ко мне пришедша, и радующася, и хвалящася о милости твоей!»
Царь же князь великий, утешив царицу свою словесы и наказаниемъ, целование и здравие давъ ей, исходит от нея ис полат своих и входит в церковь пречистыя Богородицы, честнаго ея Благовещения, еже стоит на сенех близ царских полат его.
Благоверная же царица его Анастасиа, проводив до церкви тоя супруга своего царя, и возвратися в полаты своя, аки ластовица во гнездо свое, с великою печалию и со многим сетованием, аки светлая звезда темным облаком, скорбию и тоскою припокрывся в полате своей, в ней же живяше. И вся оконцы позакры, и света дневнаго зрети не хотя, доколе царь с победою возвратится. И в посте, и в молении пребываше день и нощъ, Бога моля о супрузе своем, нань же пошел есть, орудие свое и то непредкновенно да исправится ему, с веселием и радостию да приидет к ней во своя, и оба да престанут от печали своея, и сетования, и туги.
О МОЛИТВЕ И О МОЛЕНИИ ЦАРЯ И ВЕЛИКАГО КНЯЗЯ. ГЛАВА 53
Царь же великий князь со священники совершивъ молебная и пойде от церкви от Благовещения в великую и соборную церковь пречистыя Богородицы честнаго ея Успениа и повеле ту молебная совершати и самому святейшему митрополиту Макарию, правящему тогда митрополию руския церкви московския, мужю в добродетелех совершену, и всем епископом, с нимъ прилучившимся тогда во царствующем граде Москве некоих ради духовных винъ, и со всеми презвитеры, и со дьяконы.
Самъ же христолюбивый царь из глубины сердца своего крепко востонавъ, ко всемогущему Богу и спасителю всех пролиявъ слезы, и рече: «Господи Боже, всемощный царю небесный, крепкий и силный, и непобедимый во бранех Христе! Помилуй нас пречистыя ти ради матери молбами и не остави нас быти в скорбехъ и в печалехъ наших до конца! Ты бо еси Богъ нашъ, и мы, грешнии раби твои, на тя надеемся и от тебе всегда милости просим. Посли намъ крепкую твою руку свыше и помилуй нас, убогих, и дай же намъ помощъ и силу на всегдашния враги наши казанцы, и посрами ихъ, обидящих нас и борющихся с нами, и низложи шатания их, и воздаждь имъ по делом ихъ и по лукавству начинания ихъ, силенъ бо еси, Господи, и кто может противитися тебе?!»
И по семъ падаетъ предо образомъ владычицы нашея Богородицы, юже евангелистъ Лука написа,[144] сице моляся во уме своемъ: «Владычица наша пречистая Богородица, молися сыну своему Христу, Богу нашему, рождьшемуся от тебе спасения ради нашего! Воздежи, госпоже, о нас к нему пречистыя свои руце и не презри нас, грешных раб своихъ, молящихся тебе с верою, испроси нам помощъ и победу на вся враги наши и буди нам всегда твердая стена от лица супостат наших и крепкий столпъ, и оружие непобедително, и ополчение крепко, и воевода силенъ, и предстатель непобедим на противныя наши враги. Помяни, владычице, милосердие свое, еже имаши ко християнскому роду, обещница бо еси спасению нашему, и мы есмы вси недостойнии твои раби и тобою избавляемся от всяких бед и злых напастей. И прослави, госпоже, и возвеличи християнское имя над погаными всеми, и да разумеютъ и веруют, яко есть царь и владыка всех сынъ твой и Богъ наш надо всеми языки. И ты, Богородица, воистину можеши бо на небеси и на земли творити, елика хощеши, и невозбранно ти есть ничесо же».
Тако же и к небеснымъ силам, и ко всем святым моляшеся, и к новым нашим руским чюдотворцем Петру и Алексею, и Ионе,[145] мощи ихъ лобзая с верою и со многими слезами. И положи завет з Богомъ в церкви, пред иконою Спасовою стоя и глаголя: «О владыко царю-человеколюбче, аще ныне погубиши враги моя казанцы и предаси градъ Казань, то воздвигну святыя церкви в немъ во славу и похвалу пречистому ти имени. И православие утвердити хощу, яко да воспоется внове и прославится во веки пресвятое и великое имя твое — Отца и Сына и Святаго Духа, бесерменство имамъ потребити и веру бо ихъ, и жертву мечемъ до конца искоренити».
И скончану же бывшу молебному пению в церкви велицей, пойде из великия церкве пречистые. И близ ту стоящи церковь великого чиноначалника архистратига Христова Михаила — в том же храме лежатъ умершие родителие его и прародителие. И ту молебная же певъ небесному Христову воеводе. И у гробовъ родителей своихъ и прародителей простився.
С нимъ же вкупе ходяще, моляхуся все князи и воеводы и многу милостыню нищимъ дающи. Вдана же бысть тогда и от самодержца милостыня велика по всей земли Руской: и по градомъ, и по селомъ, иерейскому чину и святителемъ, и по всемъ монастыремъ — черноризцемъ и пустыннымъ инокомъ, и всем нищимъ.
О БЛАГОСЛОВЕНИИ МИТРОПОЛИТОМЬ ЦАРЯ И ВЕЛИКАГО КНЯЗЯ И ВСЕ ВОИНСТВО ЕГО И ПРОРЕЧЕНИЕ ЕГО О КАЗАНИ. ГЛАВА 54
По молитве же своей благоверный царь самодержецъ благословляяся от преосвященнаго отца своего Макария митрополита и от прочих епископъ. Святейший же митрополит Макарий благословляет самодержца животворящим крестомъ и святою водою покропи, и молитвою вооружи, и конечную победу наказав.
И пророчествуетъ ему, ко уху глаголя: «О, пресветлый царю и предобрый пастырю, полагай душю свою за словесныя овцы, ихъ же Богъ дарова тебе паствити! Имаши теплейшую ревность по Бозе своемъ и дерзаеши неотложно за благочестие страдати. И всемогущий же Богь молитвами пречистыя своея матери подастъ ти ныне помощъ и конечное одоление на супостаты твоя, и на свой престолъ Росийского царства здрав и радостенъ с победою возвратишися со всем своим христолюбивым воинством. И многолетенъ будеши на земли и со царицею своею. А мы, смиреннии, безпрестани должни есмы Бога молити и пречистую Богородицу, и всех святыхъ о твоем богохранимом царстве».
— крестъ Христовъ. Благословляет же крестомъ и вооружает брата его, благороднаго князя Владимера, и всех благоверныхъ князей и велмож, и великих воевод. Епископи же и попове во дверех церковных стояху и благословляху все христолюбивое воинство, и святою водою кропляху. И благословени быша от святителей вся воя от мала и до велика.
Царь же князь великий приемлет святителское благословение, яко от вышняго десницы Вседержителевы, вкупе же с нимъ — храброство и мужество Александра, царя Макидонскаго. И всем святителем мир давъ, и всему безчисленому множеству великому народу московскому на четыре страны до земли поклонися, и веля имъ о себе во церквах и особ по домом своимъ прилежно Бога молить и постъ держати по силе своей з женами своими и з детми.
О ПОШЕСТВИИ НА КАЗАНЬ ЦАРЯ И ВЕЛИКАГО КНЯЗЯ И О ПРИШЕСТВИИ КРЫМСКАГО ЦАРЯ НА РУСКИЯ ПРЕДЕЛЫ, И О ПРОГНАНИИ ЕГО. ГЛАВА 55
И повелевает привести к себе великий конь свой, и вседает нань, глаголетъ пророческое слово: «Ревнуяи поревновах по Господе Бозе вседержители».
Вседают же на своя кони силныя вси князи и воеводы, и храбрые воины. И седше, скоро, яко высокопарныи орлы, полетевше из очию безчисленаго множества народа московскаго, борзо идуще и друг друга женуще, и друг друга достизающе: яко на царевъ пиръ позвани царем, радующеся, идяху.
Выезжает же царь князь великий из великого своего града столнаго славныя Москвы, лета 7060-го месяца в 19 день в первую неделю Петрова поста[147] въ десятый час дни[148] въ 22-е лето от рожения возраста своего. И пойде с Москвы на Коломну. И слыша тамо буяго варвара нечестиваго царя крымскаго Девлет-Кирия пришедша со многими срацыны своими на руския пределы, на Тулу,[149] отай и неведомо, яко тать в нощи, и хотя православие попленити.
Яки два лва кровопийца из дубравы искочиста и две огненыя главни, пожигающи и попаляющи християнство, аки терние и траву, единомыслено совещавшеся на стадо Христово крымский царь с казанским царемъ, яко да кождо ихъ от своих си нападутъ, чаяху бо уже пошедша х Казани московскаго самодержца со всеми вои рускими. И мневъ себе, окаянный, благополучно время изыскавъ исполнити хотение свое невозбранно, и некому стати мощно впреки ему, яко да тем смирят и устрашат царя и великого князя того лета не воевати на Казань, да соберутся казанцы с крымцы и могут братися с ними. И не попусти имъ Богь того быти по воли ихъ.
Царь же князь великий, пришед на Коломну, и входитъ в коломенскую церковь соборную пречистыя Богородицы честнаго ея Успения. И повеле ту сущему епископу Феодосию со всем его соборомъ пети молебны. Самъ же приходит ко пречистыя Богородица образу, иже была на Дону с преславнымъ и великим княземъ Дмитреемъ,[150] и тако припадает и молится милосердаго владыку Господа нашего Иисуса Христа и рождьшую его Богоматерь со многими слезами и воздыханьми сердечными о пособлении и о помощи, и о победе на противныя ему агаряны. И помолився, исходит ис церкви, второе вся благословение от епископа Феодосия и от всего священ-наго собора.
И опущает противу царя крымского великих воевод своихъ князя Петра Щенятева и князя Ивана Турунтая Пронского со иными со многими вои. Они же, шедше, обретоша царя у Тулы града стояща и мало в ту нощь не вземше града, всех бо уже градных бойцевъ изби и врата града сломи. Но вечер уже приспе, и жены, яко мужи, охрабришася с малыми детцами и врата граду камением затвориша.
Царь же очюти пришедших воеводъ московских, и нападе на нь страхъ и трепетъ, воставъ и побеже нощию от града Тулы, и весь наряд свой у града пометавше с великим страхом и срамомъ, гоними Божиимъ гневом, и токмо единеми душами своими и телеса своя носяще, оставльше катарги своя и шатры, и велбуды, и колесницы в станех, на них же бе все стяжание ихъ, сребрено и златое, и ризное, и сосуды. И бежаще, исполниша весь путь, метающе различная своя оружия и ризы.
Воеводы же въследъ царя женуще и победиша много силы его, и весь руский плен назадь отплениша. Самого же царя прогнаша в поле великое, за Донъ, мало его жива не взяша руками. И мног крымский пленъ приведоша во градъ Коломну на уверение самодержцу и на показание всему народу. Онъ же прослави Бога о семъ, посрамльшаго лютаго врага его, крымского царя, и возвеселися по седмь дней с веселием великим со всеми князи и воеводами и воздая победителем почести великия, комуждо по достоянию ихъ. Тех же плененыхъ крымцевъ повелениемъ его живыхъ всехъ в реку вметаша.
О ПОШЕСТВИИ ЦАРЯ И ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ С КОЛОМНЫ И О УРЯДСТВЕ ПОЛКОВЪ ЕГО. ГЛАВА 56
Царь же и великий князь не возмятеся о нечестиваго царя приходе на Русь, ни устрашися от него, ни убояся. И воспять не возвратися от пошествия своего, яко воинъ страшенъ, но прогнавъ врага своего Божиею помощию, и верою Христовою укрепляемь, и надеждею, и подвизанием великим грядяше небоязнено на злыя казанцы, не на силу свою надеяся великую, но на Бога своего, поминая рекшаго: «Не спасется царь многою силою своею, и исполинъ не спасется множеством крепости своея».
И прииде с Коломны в славный град Владимир, и препочи в немъ неделю едину, по церквам Богу моляся и милостыню нищим дая. Из Володимеря же в Муромъ град прииде и стояше въ немъ десять дней, собираяся по малу с воинством, ожидая царя Шихалея.
По днех десятих прииде в Муромъ градъ царь Шихалей ис предела своего, ис Касимова, с ним же силы его варвар 30000; и два царевячя Астроханския Орды и с нимъ же приидоша ту: Кайбула именемъ, другий же — Дербыш-Алей,[151] обославшеся царемъ Шигалеем, дающися волею своею в послужение царю великому князю, а с ними татар ихъ дватцать тысящь. Онъ же радостно прият ихъ и царскими дарованми одаривъ ихъ и местом ихъ учини быти под царем Шихалеем.
И воздвигнувся из Мурома царь князь великий, собрався со всеми силами рускими, и изыде на чистое поле великое, и ту благоразумно уряжает полки[152] и многоискусные воеводы устраяет, и учиняетъ началники воевъ.
И поставляет воеводъ артоулному полку[153] надо всеми благородными юношами: царскаго своего двора князя Дмитрея Никулинского и князя Давыда Палетцкаго, и князя Андрея Телятевского, поддавъ имъ черкасъ 5000, любоискусных ратоборец, и огненых стрелцов 3000.
В преднем же полку началныхъ воевод устави над своею силою: татарского крымскаго царевича Тактамыша и царевича шибанского Кудаита, и князя Михайла Воротынского, и князя Василья Оболенскаго Помяса, и князя Богдана Трубецкаго.
В правой руце началных воеводъ устави: касимовского царя Шигалея и с ним князя Ивана Мстиславского и князя Юрья Булгакова, и князя Александра Воротынского, и князя Василья Оболенского Сребреного, князя Андрея Суздалского и князя Ивана Куракина.
В матице же велицей началных воеводъ: самъ благоверный царь и с нимъ братъ его — князь Владимер, и князь Иванъ Белской, и князь Александъ Суздалской и, по реклу, Горбатый, и князь Андрей Ростовский Красный, и князь Дмитрей Палецкой, и князь Дмитрей Курлятевъ, и князь Семионъ Трубецкой, и князь Федор Куракинъ, и братъ его, князь Петръ Куракинъ же, и князь Юрье Куракинъ, и князь Иван Ногтевъ, и многие князи и боляре.
Въ сторожевом же полце началныя воеводы: царевичь Дербыш-Алей и князь Петръ Щенятевъ, и князь Андрей Курбьской, и князь Юрье Пронской Шемяка, и князь Никита Одоевской.
И с теми всех великих воевод боле 90 — вси князи велицыи и благороднии, и первыи в советех царскихъ; под теми же иные воеводы, средние и меншие. Во всех же бе тогда полцехъ руския силы число благородныхъ князей и боляръ, и великих воевод, и храбрыхъ отрокъ, и крепких конникъ, и стрелецъ изученыхъ горазно, и силных ратоборец, и в твердыи пансыри, и в доспехи оболченых — 300000, и огненых стрелецъ 30000, в лодьяхъ рати 100000, и с касимовским царемъ Шигалеемъ и со царевичи иноязычныя силы татарския — служащихъ рускому царству князей и мурзъ, и казаковъ — 60000; к сим же и черкасъ 10000, и мордвы 10000, и немецъ, и фряг, и ляховъ[154] десять же тысяч; кроме обычных вой, конник и пешцевъ, возящих ратным запасы.
И те люди безчислены, якоже о приходе вавилонскаго царя ко Иерусалиму и пророчествова Иеремия: «От яждения бо, — рече, — громовъ колесниц его и от ступания коней и слоновъ его потрясется вся земля».[155] Сице же и зде бысть.
И пойде царь князь великий чистымъ полемъ великим х Казани и со многими иноязычными служащими ему: с русью и с татары, и с черкасы, с мордвою и со фряги, и с немцы, и ляхи — в силе велице и тяжце зело — треми пути на колесницех и на конех, четвертым же путемъ — реками, в лодьях, водя с собою вой шире Казанския земли.
О ВЕЛИЧЕСТВЕ ПОЛЯ И О НУЖЕ БЕЗВОДНЕ ВОЕМЪ, И О ПРИШЕСТВИИ ЦАРЯ И ВЕЛИКАГО КНЯЗЯ ВО СВИЯЖСКИЙ ГРАД. ГЛАВА 57
Поле же то великое зело велико, конца мало ходячи до дву морь: на востокъ до Хвалимского, а к полудни до Чернаго. На немъ же рустии гради, веси и села мнози стояху древле, и мнози бяху людие живуще в нихъ, имеюще селение и водворение и за поле Куликово[156] по Мечю реку.[157] На оной же стране реки тоя тако же мнози срацыни половцы живяху в вежах своихъ, кочююще в поле том.
Но убо между себе русь и варвари от частых воеваний запустеша и удалишася от себе, якоже пишут рустии летописцы. Конечнее же от силнаго Батыява пленения и от иных по немъ царей все погибе. И бысть поле чисто и нужно. По местом поля того возрастоша дубравы велия, имея в себе упитение зверемъ пустынным и всякому скоту полскому многу.
Царь же князь великий прейде часть поля того, прилежащую к Казанскимъ улусамъ, пятью неделми до новаго Свияжского города. И тяжекъ явися ему путь той и всему воинству его: от конскихъ бо ног взимаему песку, и не бе видети солнца и небеси, и всего войска идущаго. И печаль велика все воинство обдержаше.
Мнози же человецы изомроша от солнечнаго жара и от жажды водныя, исхоша бо вся дебри и блата, и малыя реки полския не текоша путемъ своим, но развие мало воды в великих реках обреташеся и во глубоких омутех, но и то и сосудами, и корцы, и котлы, и пригорщами в час единъ досуха исчерпаху, друг друга бьюще и угнетающе, и задавляюще, ни отецъ сына жалующе, ни сынъ отца, ни брат брата. Инии же росу лизаху и тако жажду свою с нужею утоляху.
Казанцы же, сведавше приход самого царя и пожгоша посады своя, и впряташася со всеми статки своими во град. И собравшим же ся воемъ руским до единаго человека ис поля оного великаго, тако же и преже посланная рать в лодиях вся прииде, цела и здрава, преже его. И мало отдохнувшим самем и конем изопочившемъ.
ПОВЕЛЕНИЕ ЦАРЯ И ВЕЛИКАГО КНЯЗЯ ВОЕВОДАМЪ ПЕРЕВОЗИТИСЯ ВОЛГУ И О БРАНИ С КАЗАНЦЫ НА ВСТРЕЧЕ. ГЛАВА 58
И тогда певъ молебны многи царь князь великий и повелевает артоульному полку перевозитися Волгу в ратоборных лодиях, и на то учиненыя, в пансырех и доспехех одеявшимся, за ним же и преднему полку ити — царевичем с татары, крепко уготовльшимся. Такоже и самъ царь князь великий уготовися и в калантырь облекся[158] предо всеми, яко гигантъ, и златый шеломъ возложив на главу свою, и препоясася брани своея мечемъ. Такоже и вси воеводы его и полконачалницы, и вся вои одеваются в крепкия доспехи и утвержаются бронями и шеломы наготово, и приемлют в руце свои копия и щиты, и мечи, и луки, и стрелы. И почаша превозитися все полцы великую реку Волгу от Свияжска града с нагорныя страны на луговую месяца августа въ 15 день.
И слышав казанский царь Едегер Касаевичь воевъ руских перевозящихся реку, изыде из Казани на великий лугь свой, к Волге, стретением со избранными бойцы казанскими, с пятьюдесятми тысящами. И разчинив полки своя по брегу реки тоя, и сам ставъ против артаула и предняго полка, и всея болшия матицы, в ней же и сам царь князь великий идяше, хотя пострашити руских вой и брега не дати превозящимся, яко да воспретит имъ.
ускоривъ придвигнутися ко брегу.
И возопиша царевичи, воеводы предняго полка своего, всей силе варварской, укрепляюще и понуждающе ихъ, яко да не слабеют. И паки бывает брань не худа и мрачна, вооружаются яростию, и великъ шумъ на высоту взимается. И мнози от обою страну падоша, аки цветы прекраснии, зане овемъ бе дело стройно братися на суши и на воде, и единъ удержаваше сто, а два тысящу; овем же не угодно на воде и скробно, и тесне в сюде же. Но Богъ есть помогаяй всем, надеющимся на нь и Той может искони воду на сушю преложити.
И по мале часе облия казанцевъ округ руское воинство, правая рука и левая, и вспящаются от огненаго стреляния, сотрени быша. И побежа царь казанский во град не путем и со всею силою своею, не могуще долго стояти и нимало держати руси, еже не дати брега, видяху изнеможение вой своих, а руских вой храбръство и мужество. И превожахуся рустии полцы по седмь дней, не бояхуся казанцевъ.
О ПРИХОДЕ ЦАРЯ И ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ X КАЗАНИ И О КОЛИЧЕСТВЕ СИЛЫ ЕГО, И О РАСМОТРЕНИИ, И О КРЕПОСТИ ГРАДА КАЗАНСКАГО. ГЛАВА 59
Самъ же царь князь великий превезеся Волгу августа въ 17 день в веселии сердца своего, по чисту пути пришед. И подступи близ самого града Казани, и ста на Арскомъ поле со всею матицею великою[159] прямо граду за версту едину,[160] противу троих вратъ арскихъ. И повеле себе оделати градцемъ,[161] да не убиенъ будетъ ис пушки. Полком же раздели врата и приступные места, коемуждо ихъ, противу коего места стояти и со излазящими из града с казанцы битися.
— за Булаком же, против Муралиевых вратъ; а левыя руки полкъ — за рекою Казанью, противъ вратъ Водяных; а сторожевый полкъ — за Казанью же рекою, противъ Царевых вратъ.[162]
И облегоша вои руския градъ Казань. И бе видети многия силы, аки море волнующеся около Казани или вешняя великая вода по лугомъ разлияся. Вси же вои: избрании оружници и копейщики, и тулоносцы, и доброконники, — и вси на Казань дыхающе дерзостию брани и гневом, аки огнемъ, и блещахуся оболчении оружии на храбрыхъ оружницехъ, яко пламень, рекъше, аки солнце, зракъ человекомъ изимающе, и аки звезды, на главах светяхуся златыя шеломы и щиты, и копия в руках зряхуся.
И сущия во граде Казани возмущахуся от страха. И како кто не убоится сицевых полковъ, хотя бы храбры были — казанцы или древния оны исполины, но и тии бы в себе почюдилися или усумнилися толику собранию человечю.
И не хуже Антиоха явленаго, егда прииде Иерусалимъ пленити.[163] Но онъ неверенъ и поганъ и хотя законъ жидовский потребити и церковь Божию осквернити и разорити. Сей же верный на неверныя и за беззаконие к нему, и за злодеяние ихъ прииде погубити ихъ.
И наполни всю землю Казанскую воями своими, конники и пешцы. И покрышася ратию его поля и горы, и подолиа, и разлетешася, аки птицы, по всей земли той, и воеваху, и пленяху, всюду невозбранно ходяще на вся страны около Казани и до конецъ ея. И быша убиения велика человеческая, и кровми пролияся варварская земля и область, блата, и дебри, езера и реки намостишася черемискими костьми.
— дебри и блата, и реки вся преисхоша. И полцы же рустии по всей земли непроходными теми пути безнужно ездяху, который любо камо хотяше, и стада скотъ пред ихъ гоняху.
Царь же князь великий, облегшии Казань и объехавъ около города, и смотряше стенныя высоты и местъ приступных. И видевъ, дивяся необычной красоте стенъ и крепости градной. Преже бо приходил бе в зимнее время, того деля не разсмотрев града гораздо, каковъ есть.
Прилежитъ бо к нему с востока поле, зовомое Арское, велико и красно, по нему же течетъ под градъ Казань река. На том же поле изливается езеро, Кабанъ имянуемо, от града за три версты, и рыбу многу имеющу в себе на пищу человеком, из него же изтекает Булакъ река, в Казань реку под градомъ втекает, грязна велми и топна, а не зело глубока. С полудни же града, от Булака и до Волги, красный луг Царевъ на семь верстъ продолжается, травою многою зеленяся и цветы красяся.
Град же Казань зело крепок, велми, и стоитъ на месте высоце промеж двою рек, Казани и Булака, и согражденъ въ 7 стенъ в велицех и толстых древесех дубовых. Въ стенах же сыпано внутрь хрящь и песок, и мелкое камение. Толщина же градная от рекъ, от Казани и от Булака, трех саженъ, и те бо места ратным неприступны. И вода, двема рекама быстро со обою страну градъ обтекши, и во едину реку у стены града слияся, еже есть Казань, и та река в Волгу поиде, двема устьи, за три версты выше града — по реце же той градъ словет Казань. Яко крепкими стенами, водами вкруг обведенъ бе град той, токмо со единыя страны града, с поля Арского, приступъ малъ. И туда стена градная была толстотою седмь сажен, и прекопана около ея стремнина велиа глубока.
И от сего казанцы немалу себе притяжаша крепость и ничесоже бояхуся, аще и вси царства околния, соединшеся, востанут и подвигнутся на нихъ, крепок бо бе градъ ихъ. Крепчайше же града сами бяху, умение велико имущи ратоватися во бранех. И не побеждени бываху ни от киих же, и мало таковых людей мужественых и злых во всей вселенней обреташеся.
И посылает царь князь великий послы своя ко царю Казанскому во вторый день прихода своего, подъехавъ ко стенам, глаголати верное слово свое с любовию, и ко всем казанским своимъ велможам — болшим же не многим живымъ оставльшимся от царя Шигалея, и в тех место быша новыя — и вкупе спроста ко всем казанским людем.
«Помилуй себе, — глаголя, — казанский царю, и убойся мене, видя и пленение земли своея, и погубление многих людей своихъ, и предай ми ся самоволно, и служи ми верно, якоже и прочии царие служатъ ми, и буди ми яко братъ и яко веренъ друг, а не яко раб и слуга, и царствуя будеши на Казани от мене и до смерти своея.
Такоже и вси людие казанцы, помыслите в себе и пощадите живот свой, и предайте ми град вашъ доброволно, по любви и без брани, и без пролития крови вашея же и нашея. И приложитеся к нашему царству, и присягайте нам, яко и преже, ничесоже боящися от мене, ни страха имуще, и прощу вы всея прежния ми от вас злобы и напасти великия, еже сотвористе отцу моему и мне по нем. Милость и честь великую от мене приимите и от горкия смерти скорыя ныне избавитеся, и мне будите любимии друзи и верныя слуги.
И дамъ вам лготу великую по вашей любви жити в воли своей, по вашему обычаю, и закона вашего, и веры не отъиму от вас, и от земли вашея вас никуда по моим землям не разведу, егоже вы боитеся. И токмо оставлю у вас двух или трех воевод моих, а самъ прочь пойду. А сами вы лучше весте, и аще не хощете ми повинутися, ни служити и под моею областию быти, и в моем имени, и вы той град вашъ празденъ оставите и землю свою со всеми людми своими, и здравы разыдитеся на все четыре части земли, в кою любо страну хощете и з женами своими, и з детми, и со всем вашим имением, и без боязни и без страха от мене будете, и не угибнет от вас ни единъ влас главы вашея от вой моихъ.
вашю послан Богом, приидох оружием показнити васъ. И аще же глаголъ моих не послушаете, то Бога моего помощию имам град ваш на щит взяти, вас же всех без милости и жены ваша, и дети под меч подклонити. И падете же и поперетеся, яко прах, под ногами нашими.
И не мнитеся, яко играюща мя или пострашающа васъ, или яко всуе глаголюща, не имам бо отступити от вас ни до десяти лет, не вземше града, его же бо ради самъ приидох аз, не верующи моимъ посылаемым мною царемъ и княземъ и воеводам».
Не хотяше бо царь князь великий, да пролиется кровь ихъ без ума и без опасения его к нимъ от него, но хотяше самъ преже собою исправити и смирение явити имъ по заповеди Спасове, яко «Всяк возносяйся, смирится, смиряяи же себе вознесется».
О СТРАСЕ КАЗАНСКОГО ЦАРЯ И ОТВЕТ ЖЕСТОКИЙ КАЗАНЦЕВЪ КО ЦАРЮ И ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ. ГЛАВА 61
Царь же казанский слышав сладостная и грозная словеса московского самодержца и устрашися зело, и убояся, и хотяше отворити град и волею предатися, но не можаше добром умолити и ни страхом грозя препрети казанцевъ, не взя бо власти великия над ними, якоже царь Шигалей, но яко новъ сый и еще обычая в них не ведаша.
его. И во всем болши царя слушаху князя Чапкуна и покоряхуся ему, яко царю.
Пословъ же самодержцевых отбиша от града з бесчестиемъ, лаявше жестокими словесы. И гордостию, и величанием возносящеся, и врежающе и раздражающе сердце его, глаголюще: «Да ведая буди, царю московский, тако глаголетъ тебе царь и казанцы все: да помремъ вкупе до единаго и з женами нашими, и з чады зде за законы и веру, и обычаи отецъ своих во отечестве нашея земли, в нейже родихомся, и во граде нашем, в немже воспитахомся и ныне живемъ, и в нем же царствуютъ царие, киими владеют уланове и князи, и мурзы. Тебе же и тако сущу и богату, и много имущу градовъ и землей. У нас же единъ столный градъ Казань, и той хощеши взяти у нас и, пришед, яко силенъ намъ бывъ.
И не мысли, ни надеяся, лестию грозя, царства нашего взяти. Уже бо познахомъ лукавствие ваше и не имамы тебе никако же волею града нашего предати, и до смерти всех нас. И не видети бы намъ того, ни слышати, чтобы рускими твоими людми, свиноядцы погаными, населенъ и обладаемь столный град нашъ Казань, и добрыя наши законы вашими нагами попираеми и посмехаеми, и новыи обычаи руския в нем бываемы».
СКАЗАНИЕ ВОЛХВОВ О ЦАРЕВЕ СНЕ И О СЕИТОВЕ И О СТРАСЕ ЦАРЯ И КАЗАНЦЕВЪ, И О ВЫЕЗЖАЮЩИХ ИЗ ГРАДА БИТИСЯ С РУСИЮ. ГЛАВА 62
В первую же нощъ, егда х Казани прииде царь и великий князь и град обляже, виде сонъ страшенъ сам про себе казанской царь, легшю ему с печали мало уснути, яко взыде с востока месяцъ мал и темен, худ и мраченъ, и ста над Казанью. Другий же месяцъ, аки от запада взыде, зело пресветел и велик велми, и пришед над градъ, ста выше темнаго месяца. Темный же месяцъ пред светлым побегованъ и потрясашеся. Великий же месяцъ долго стоявъ и, яко крилатъ, полете от места своего и, догнавъ, удари собою темнаго месяца и яко поглотивъ себе и прият, и той в нем просветися. Великий же месяцъ светлый пусти из себе, аки свезды, искры огненыя долу с небеси во градъ и сожже вся люди казанския. И паки ста над градом великий месяцъ и боле возрасте, и паче перваго сияше неизреченным светом, аки солнце.
казанская. Противъ же их истекоша из града невеликия стада — единошерстныя звери волцы, выюще. И начаша естися и битися, падоша, со многоразличными теми зверми. И в час единъ вся истекше из града, от лютых тыхъ зверей изъядени быша.
Сеитъ же наутрие приехавъ ко царю и сказа ему сонъ свой, а царь свой сон сеиту поведа, и дивишася о снех своихъ. И созва к себе царь вся велможы казанския и премудрыя волхвы и поведаша имъ оба сна своя царь же и сеитъ. Властели же казанския все умолкнуша и ни единъ же ихъ ответа не даде.
Волхвы же яве царю оба сна сказаша и разсудиша предо всеми велможами: «Темный бо месец, худый, ты еси, царю, а светлый месяцъ — московский царь князь великий, от него же ты ятъ будеши и в плен сведенъ. А многоразличние зверие толкуются языцы мнози, руская сила, а единошерстнии волцы — то есть казанцы единовернии, и стражутъ за едино царство едиными главами своими, и подвизаются нелестно собою за ся. А еже изъедоша серых пестрыя зверие — то одолеетъ ныне русь казанцевъ. И болши сего не вопрошай нас о семъ ничтоже. И аще сего не хощеши, то увещай вскоре казанцев чтобы смиритися с нимъ, еже и преже глаголахом им много до призывания твоего к нимъ да и сами бы живи были и царства своего не губить».
Еще же царь и вси велможи ужасахуся и трепетаху и сокрушахуся сердцы своими, но обаче мятяхуся мыслию и не внимаху реченным ихъ и царю воли не даяху ни в чем же, и мудрых своихъ волхвовъ не слушаху, надеющеся на пошедших своихъ пословъ, что послани звати нагайских срацынъ в поможение имъ.
И бияхуся с русию, выезжая по седьмь дней, не дадяху руси ко граду приступовъ чинити. Рустей же силе велице суще и всегда казанцев прогоняху, биюще: на единаго бо казанца сто русинов, а на два двесте. Ждуще же казанцы к себе на помощь нагайския силы и не возмогоша казанцы, еже бы не дати руси ко граду приступити.
Но злее преднихъ, градскихъ, созади выезжаху из остроговъ лесных и стужаше полкомъ рускимъ черемиса, належаще на станы, возмущающим имъ в нощи и в день убивающе, и от вой хватающе живых, и стада конская отгоняюще. И напущающем на них воемъ руским, они же убегаху от нихъ в чащи лесныя и в горския стремнины и стояху в крепях техъ, избываху.
И в печали бысть о том царь князь великий и воеводы его все, понеже бо доходити ихъ великою нужею. Но, яко праведенъ верою несуменною, на Бога уповая, посла и на тех воевод своих: князя Александра Суздалского Горбатого да князя Андрея Курбского со множеством вой. Они же идоша три дни со труды жестокими пути до местъ ихъ и обшедше вкруг дебри и стремнины, и горы прямоходу к полудню и, обшедши, обступиша всюду крепи черемиския.
И постиже их нощъ. Онем же не ведущем сихъ, от преднихъ полковъ бежавшим и намчашася на задних. И победиша ихъ скоро, и остроги ихъ раскопаша и пожгоша, и воевод черемиских пять взяша живых и с ними пятьсотъ добрых черемисиновъ приведоша, и жены ихъ, и дети плениша, и сами воеводы здравы приидоша, И черемиса преста выезжати из лесовъ.
Оставиша бо тех казанцы 15000 конников ходити под вои рускими, а 10000 на Волзе в судех. И от тех судовых никоея же пакости бысть руским воемъ, ходящим в ладиях и воюющим села казанъския, стоящия по брегом реке: тии бо токмо покушахуся напасти на запасныя ладии и не можаху, острогом бо крепким и великим вся ладии обведены по брегу Волги, и стрежаху ихъ два воеводы со стрелцы огнеными и со многими вои от околныя черемисы, паче да не изгоном нападут и смятутся вои. А от лодейныя черемисы не брежахуся, не умеют бо битися с русью на воде.
во время рати и отбывающеся, избываху. И много в них черемисы и з женами их и з детми избиша и всякого ихъ рухла и скота взяша без числа. И не бысть падения воем руским ни у единого града, ни у острога, но сами крепкия остроги отверзаху и предавахуся, ни лука напрязающе, ни стрелы пущающе, ни камение метающе, но развее у перваго острога великаго три дни постояша вои, но без падения же людскаго.
Той бо острог старый, Арескъ зовом,[165] зделанъ, аки град твердъ, и з башнями, и з бойницы, и людей живет в нем много, и брегут велми. И не бе взиманъ ни от коих же ратей никако же. Стоит же от Казани 60 верстъ в местех зело крепких и в непроходимых дебрехъ, и в болотах, и единем путем к нему приити и отъити.
Великий же воевода князь Симионъ виде, яко не взяти его просто, понеже много есть в нем людей, бойцевъ единех 15000, и прикативъ пушки и пищали к нему, и нача бити. Князи же арские и вся черемиса, седящая в немъ, возопиша и врата отверзоша, и руки подаша, Богу бо в сердца ихъ страх вложившу, и ратию русь ихъ плениша. И приведоша князей арскихъ 12 и воевод черемиских седмь, и земских людей лутчих избравше, сотников и старейшинъ, триста, и всех до 5000 человекъ.
Царь же князь великий возрадовася зело и благодаряше Бога, и воевод почиташе, и воя своя похваляя. И пленных до времени брещи повеле, и ко граду приводити многажды, и глаголати царю и казанцем, дабы без крови предатися ему. Они же пленных своих плачя и моления не послушаху. И сих пленением велми прегорко серца пререза казанцев, князь же Симионъ в страх великъ вложи ихъ.
Такоже и рускаго плена множество приведе, инии же собою убегаху изо всех казанских улусовъ в станы руския, якоже не брегоми никим же. Царь же князь великий повеле весь пленъ собирати в станы своя и держаше на многи дни в шатрех своих, пищею и одеждами всем доволно учрежаше, якоже отецъ чадолюбивый чад своих веселяше. И в Рускую землю в лодьяхъ своих отсылаше их до Василя-города и восвояси оттуду их разпущаше.
со слезами глаголюще: «О премилостивый Господи Иисусе Христе, Боже нашъ, услыши нас, молящихся пресвятому имени твоему! Помилуй, Господи, и спаси, и сохрани раба твоего, христолюбиваго благовернаго царя нашего и все его христолюбивое воинство, и даруй ему одоление на противныя его, и виждь его благое милосердие, еже к нам, нищим, и ко плененым людем показа. И ты, Господи, воздай же ему милость свою за нас, убогихъ и нищихъ, в сем веце и в будущемъ».
О ПЕЧАЛИ КАЗАНЦОВ И О ПОСЛАННЫХ ИХ ПОСЛЕХ, ХОДИВШИХ ПО ЛЮДИ В НАГАИ. ГЛАВА 64
Царь же и казанцы, яко уведевше острогов своихъ взятых и многих в нихъ побежденых и плененыхъ и царя и великого князя великою яростию и лютостию, яко лва в ловитве своей, прещением рыкающе на них и милости своея не хотяше имъ подати за великую ихъ к нему обиду и неправду, и лесть, аще не зело крепко смирятся с нимъ и верно предадятся ему, и в недоумении бысть царь и казанцы все, зане покоритися ему не хотяху и не смеяху. Противитися ему не можаху, понеже бе мало во граде собрания людей, разве 40000 оружие носящих, силных бойцевъ и всех до пятидесяти тысящъ с несилными, и яко не имут уже оманути его лжами, ни лестию прелстити, понеже бо гораздно познаша лесть их и лукавство и вси искусишася.
И уже смотряху и ожидаху себе казанцы конечныя погибели и не надеющеся ни от коея же орды помощи себе прияти, далняго ради от них разстояния землям. И печаль с тоскою темъ наливашеся горкаго пития, и чаша сетования имъ исполняема и растворяема унынием и скорбию, ея же не мощно бяше како минути или где уклонитися.
Посылаху бо в Нагаи того лета послы своя до прихода руския силы с великими дары к мурзамъ, да возмут наемъ на люди своя, елико хотят, и послют к нимъ на помощъ и помогутъ имъ, егда бе имъ нужа воемъ.
«Не смеем к вамъ пустити на московского царя вой наших, многажды бо пущавщим намъ, и вси у вас от руси умираху, и ни единъ когда от вас возратися живъ. И Богь не попущает намъ за истинную любовь к нам московского самодержца, и несть намъ лзе стати по вас братися с ними, всегда намъ велико добро от него восприемлющим, в мире и любви живущим с нимъ, но паче готовимся и спомогати ему на вас, на лукавых и неверных человекъ. Вы бо всегда не по правде своей обидите его, но и клятву свою многажды преступающе, в соседех ему живуще. И убози суще, и худи, а такову царю силну и велику хощете одолети лукавством вашим, а не силою своею, да всякое одоление будетъ от него, неже одолети ему, аще и добром не смиритеся с ним, предавшеся ему».
Казанския же послы, пришедше из Нагай, хотеша во град прокрастися сквозе руския полки, стражие же изымаша и приведоша в станъ к самодержцу, Онъ же грамоты их прочетъ и отпусти их в Казань живых, и не сотвори имъ зла никоего. Они же удивишася незлобию его.
И пришедше, и вдаша грамоты царю и казанцемъ, и речи сказаша имъ нагайских мурзъ. Сами же собравшеся до трех тысящъ с племянем своим и з женами и з детми, и со служащими им и нощию избегоша из Казани в руския полки на имя самодержцево. По них же и инии мнози выбегаху людие, доколе града не затвориша, угадывающе по всему не отстоятися от взятия, и от самодержца милость получиша.
О БОЮ ПРЕСТАВЪШЕМ И ВО ОСАДЕ СЕДШИХ КАЗАНЦЕВ, И О РАЗГНЕВАНИИ ВЕЛИКАГО КНЯЗЯ НА КАЗАНЦЕВЪ. ГЛАВА 65
Казанцы же разумевше от послов своих и от того часа престаша битися с русью, выезжая из града, искусиша бо стремление их и храбръство, и затворишася во граде, и седоша во осаде, надеющеся на крепость града своего и на многие свои кормовыи запасы.
бою гораздых и принужаху их битися с русью. Онем же не хотящим и отрицающимся, аки неумеющим дела того. И приковываху их железы к пушкам и со обнаженными мечи стояху над главами ихъ и смертию имъ претяху. И тако их принудиша неволею ис пушек бити по руским полкомъ. Они же лестно худо бияху и не улучаху, аки не умеюще, и ядра чрез воя препущаху или не допущаху, и едва кого убиваху во взятие казанское. Царь же князь великий за се подаде им милость — живых всех отпустив во отечествия ихъ.
И отложиша казанцы надежду свою ото всех, и во убитых место и избежавших из града прибираху высокорослыя жены и девицы силния и теми число наполняху и множаху, и учаху их копейному бою их и стрелбе, и битися со стены, и воскладаху на них пансыри и доспехи. Они же, яко юноши, бияхуся дерзостно. Но страшливо естество женское и мяхко сердце их кровавым ранамъ и нетерпеливо, аще и варварско.
И начаша казанцы крепити град и застениша все врата граду камениемъ и землею, и запрошася со всеми людми во граде. Пушки же и пищали, и воевод крепких изготовиша с приступных местъ град стрещи, и да ведает кождо их воевода свою страну и крепце блюдет, и вся да устраяет и готовит, еже довлеет на ратную потребу, мнящи тако отстоятися, яко и преже сего избываху многажды.
Царь же князь великий, видевъ казанцев непреклонных къ милости его и поносящих ему, и гордящихся, и о смирении его не внимающих, и на брань готовляющихся, и гнева многа наполнися, и яростию великою разжеся, и прежде бывшее милосердие свое к нимъ на гневъ претворяет. И осуди во острозех взятую черемису всю на смерть — до 7000 человекъ: инех около града на колья посади, а инемъ стремъглавъ за едину ногу повешати, а инех за выя, а инех же оружиемъ убити на устрашение казанцем, да видевше злогоркую ту смерть своих и убоятся, и град здадут ему, и смирятся. Черемиса же умирающи кленяху казанцевъ: «Дабы вамъ по нас та же горкая смерть приняти и женам вашимъ, и детем».
И повеле царь князь великий ополчитися воемъ и ко граду приступати, и всякия хитрости и замышления бранемъ творити на взятие града: и чинить грады приступныя и многия туры великия, и насыпати землею, и болший наряд стенобитный готовити. И зделанным бывшим вскоре многимъ туром и всему наряду огненому уготовленну, и повеле грады тыя и туры великия, и пушки блиско прикатити ко стенамъ граднымъ, а иныя ставити по Казани реке, по брегу, и по-за Булаку, и по рвомъ около града, и бити по стенам граднымъ со всех странъ из великих пушекъ, ядра имеющимъ в колено человеку и в пояс, и паче же из огненных пищалей болших многих, и из луков тмочисленных стреляти внутрь града день и нощь. И самъ яздяше по полком своим нощию и в день, понуживая и поучевая къ приступу вои, дары имъ и почести обещевая.
вся дни и брани силния творяху, еже довлеет ратным творити. И покушахуся силою взыти на стены, и не припущаху их казанцы, но крепце боряхуся с конники и с пешцы. От пушечнаго стреляния не можаху стояти на стенах, но збегаху з града и западываху за стены, и напрасно из наряду своего не стреляху, но готов заряженъ держаху, ждуще ко граду великага приступа всех рускихъ вой. И егда приступаху ко граду вои вси руския великим приступом, конники и пешцы, и они тогда вси на стены вскакаху и бияхуся з града ис пушекъ своих и ис пищалей, и из луков стреляху, и колиемъ изоостреннымъ, и камениемъ бросаху, и смолою, и водою кипящею в котлех на подскакающия воины блиско к стене возливаху, и брани силнии творяху, и крепцы бываху, смерти не боящеся. И елико можаху, и противляхуся, и отгоняху прочь, и отбиваху от града все московское воинство, и мало их побиваху заступлениемъ же всемилостиваго Бога нашего.
И от пушечнаго и от пищалнаго гряновения, и от многооружнаго скрежетания и звяцания, и от плача и рыдания градских людей — и жен, и детей — и от великаго кричания, вопля и свистания, и от обоих вой ржания и топота конскаго, яко велий громъ, и страшенъ звукъ далече на руских пределех за 300 верстъ слышашеся, и не бе ту слышати лзе что друг со другом глаголати. И дымный мракъ зелный восхожаше вверхъ и покрываше град и руския вои вся. И нощъ, яко ясный день, просвещашеся от огня, и невидима бяше тма нощная, и день летний, яко темная нощъ осенная, бываше от дымнаго воскурения и мрака.
И 12 великими приступы ко граду приступаху вси вои руския, конники и пешцы, и по 40 дней бияху в стены града день и нощъ, и по вся дни притужающе, и не дающи от труда поспати казанцемъ, и многи козни стенобитныя замышляющи, и много трудящеся, ово тако и ово инако, и ни успеша ничимъ же град вредити. Но яко великая гора каменная тверда, стояше град и неподвижимо, ни откуду же от силнаго биения пушечнаго ни шатаяся, ни позыбаяся. И не домышляхуся стенобитнии бойцы, что сотворить граду.
ГЛАГОЛАНИЕ О КАЗАНИ ВОЕВОД К ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ И МОЛЕНИЕ ЕГО К НИМЪ. ГЛАВА 66
Князи же и воеводы московския, такоже видевше неослабление казанцевъ, и стоснувше многажды. И глаголаху самодержцу, егда на думу к нему в станъ приезжаху поутру: «Видим, господи царю, яко уже лето преходит и осень и зима приближается, а путь намъ с тобою на Русь итти далекъ есть и тяжекъ, а казанцы нимало делом послабляют, но зело крепце стоят и паче готовятся, а запас кормовый — твой и нашъ — весь по Волзе потонулъ, разбившимся ладиямъ от ветра. Да на что ся надеемъ и откуду брашно возмем на люди своя? А в Казанъской земли во всей нимало обретают кормовъ посылаемыя вои наши, всюду бо пусто, повоевана бе. Подобно же есть тебе ныне послушати нас и оставити во граде Свияжскомъ немногия воя, а от Казани отступити, и на Русь возвратитися со всеми силами, зане приходит не время, яко да не со всеми зде напрасно гладомъ изомремъ, а оставших живых казанцы избиют». И немного не отведоша от Казани, смутивше ему сердце, но Богь укрепи его, хотя Казань предати ему.
«Да кая похвала намъ будетъ, о великия моя воеводы, ото всех языкъ, стужающих намъ! И почто рано страшливи есте, ничесо же мало скорбная приимши? И что рекут намъ врази наши? И кто не посмеется намъ, часто приходящим и с таким тяжкимъ нарядомъ поднимающимся, и всегда велико дело начинающим и не совершающим, ничтоже добра успевающим, но токмо труд великъ себе доспевающи?! И како несмысленни есте рцете ми: себе ли ради единаго аз тако труждаюся и сице стражду, не общия ли ради ползы мирския? И не ваша ли есть и моя вся держава Руская земля? И над вами аз, единъ токмо имя царское имея и венецъ нося, и багряницу, и небезсмертен ли есмь? И не трилакотный ли мене ждет гроб, яко всех человекъ? Но хощу завета моего, Богу попущающу ми, и с вами дерзновению на нас поганых воспретити. Или не помните глаголъ своих, когда еще в полате моей на Москве советовах с вами, вы же добре ми рекосте: “Дерзай и не бойся! И царствовати с тобою, и умрети готовимся”? И сердце ми тогда возвеселисте, ныне же опечалисте.
А о хлебе что пецетеся? Не может ли Богь кормить нас малыми хлебы, яко древле иногда от 5 хлебов 5000 народа иудей напита?[166] Или не искусиста милости Божия, како иногда семо приходящимъ намъ, и мнози наши людие и кони, ядше и пивше воды здешния из рекъ сих, умираху, долго болезнию болевше; ныне же Богъ услади воды сия, паче меда и млека, и здравие велико воемъ своимъ подаде и конемъ, паче своея земли. И потому мыслим, яко хощетъ Богь предати град в руки наши за грехи казанцевъ.
И весте сами боле мене: кто венчается без труда? Земледелец убо тружается с печалию и со слезами, жнетъ бо веселиемъ и радостию; и купец такоже оставляет домъ, жену и дети и преплаваетъ моря, и преходит в далния земли, ища богатства, и егда обогатеет и возвратится, и вся труды от радости забывает и покой приемля з домашними своими. Да то видяще, потерпим мало еще, и узрите славу Божию. И молюся вам, господие мои, к тому по сий час не стужайте ми о семъ, да умру с вами зде, на чюжей земли, а к Москве с поношением и со студомъ не возвращуся! И лутчи есть намъ единою умрети и пострадати кровию за Христа и похвалны быти в роды или победившимъ великая благая приобрести! И да возмемъ едино: или сладкую чашу с питием, или пролиемъ — или одолеемъ, или одолени будем». И поклонихся имъ до земли.
Они же укрепишася молением его и учениемъ и сократиша речи своя, да не паче разгневают его.
ПОХВАЛА ЦАРЮ ШИГАЛЕЮ И КНЯЗЮ СИМЕОНУ. ГЛАВА 67
аки отца, Шигалея, а князя Симеона, аки брата.
Бе бо царь Шигалей в ратномъ деле зело прехитръ и храбръ,[167] яко инъ никто же таков во всех царех, служащих самодержцу, и вернейши всех царей везде и верных наших князей и воевод служаше, и нелестно за християны страдаше весь живот свой до конца. Да никто же мя осудит от вас о семъ, яко единоверных своих похуляюща и поганых же варваръ похваляющи: таков бо есть, яко и вси знают его и дивятся мужеству его, и похваляют. Той предлежаше крепчае всех о Казани по старой вражде своей на нь и советоваше самодержцу о взятии града непрестанно.
Такоже и прехвалны и превеликий воевода князь Симеон вся превзыде воеводы и полконачалники храбростию и твердостию ума своего, и мудрых ради советов его любимь бе царю и великому князю. И всем показася красота и похвала московскимъ воеводам, старымъ же и новымъ, и всемъ рускимъ, доброратенъ воевода, победами многими сияя. И мнози рустии вои и противнии ратницы видяху его издалеча, егда на брани в полцех снемшихся, аки огненна всего яздяща на коне своемъ, и мечь, и копие его, аки пламень, метающися на страны и сецающи на противных, и творяше улицы, и коня его мнети, аки змия, крылата, летающи выше знаменъ. Противнии же видеша се и скоро бегаху от него вси, не могуще ни мало стояти противу его, страхом одержими, и мняще его быти не человека, но аггела Божия или святых некоего поборника рускаго.
Но, о прегоркая смерти злая, не милующа красоты человеча, ни храбра мужа щадящи, ни богата почитающи, ни царя, многими владеющаго, боящися, но вся равно от жития сего поемлющи и в трилакотнемъ гробе темнем полагаше, и землею засыпаны. И кто может от пресилния твоея крепости избежати? И где тогда красота, храбрость и величания — все мимо иде, аки сонъ.
Въ 7 же лето по взятии казанскомъ, мужественне воевав на ливонския немцы, и смертную язву оттуду на вые своей принесе, и скончася на Москве въ 50 же лето века своего, не достигъ совершенныя старости, оставив самодержцу печаль велику и всемъ воеводам на многи дни, понеже ратникъ бе велий и мужественне зело.
къснуся: жалобость ми душевная и сладкая любы его ко мне глаголати о немъ и до смерти моея понужает.
О ПОСЛАНЫХ ЧЕРНОРИЗЦЕХ ИЗО ОБИТЕЛИ ЖИВОНАЧАЛНЫЯ ТРОИЦЫ СЕРГИЕВА МОНАСТЫРЯ. ГЛАВА 68
И приидоша в то время в Казань два инока, посланы игуменомь ко благоверному царю, и носяще святую икону, на ней же написанъ образ живоначалния Троицы и пресвятыя Богородици со двема апостолы — видение Сергиа чюдотворца, и просвиру, и воду святую. Царь князь великий с великою радостию святую икону приемлет и прочая и таковая втайне тайно сведящему Богу моление от сердца приносит. «Слава тебе, — глаголаше, — создателю мой, слава тебе, яко в сицевых в далних странах варварских зашедшаго посещаеши мене, грешнаго. На сию бо икону твою взираю, яко на самаго Бога, и милости и помощи от тебе непрестая прошу и всему воинству моему, твой бо есмь аз рабъ, и вси людие твои — грешнии раби твои. Ущедри, Владыко, и помилуй милостиве, и подай же намъ победителная на враги наши».
И на Пречистыя образ такоже взирая, глаголаше: «О пресвятая госпоже Богородице, помогай намъ ныне, грешным рабом твоим, и моли владыку Христа, Бога нашего, да подастъ намъ победу на противныя. И ты убо, преподобне отче Сергие, великий Христовъ угодниче, ускори ныне на помощъ нашу и помогай молитвами си, яко же иногда прадеду нашему на Дону на поганаго Мамая».
И от того дне, во нь же икона прииде, вся благочестивому царю от Господа радость и победа даровашеся. И нача недоставати во граде пушечнаго зелия до толика, яко ни единою стрелити, и прискорбни бывше казанцы до смерти.
[133] ... и князя Владимира... — Владимир Андреевич Старицкий (1533—1569), двоюродный брат Ивана ІѴ, один из последних русских удельных князей. После мятежа, поднятого в 1537 г. отцом — Андреем Ивановичем, три года провел в заключении. Позже был приближен царем Иваном, принимал участие в военных походах. После 1553 г., когда во время болезни Грозного прочился в цари (в случае смерти Ивана), попал в опалу. В 1569 г. казнен вместе с женой и детьми.
[134] .. яко Елезванъ, ефиопъский царь, на омиритского царя Дунаса жидовина... —- Елезван (Элесбоа) и Дунас (Зу-Навас) упоминаются и в переписке Ивана Грозного. Элесбоа — негус Эфиопии, был союзником императора Юстиниана (VI в.) и воевал против царя Зу-Наваса. После одержанной победы принял монашество и жил аскетической подвижнической жизнью. Легенда входила в Великие Минеи-Четьи.
[135] ... ревнуя... Святославу Игоревичю... — Святослав Игоревич (ок. 945—972), великий князь киевский. Прославился своими воинскими деяниями.
[136] ... со благородных грек, победивших древле Трою предивную и прегордаго царя... Скерска... — Рассказ о взятии греками Трои (нач. XII в. до н. э.) был известен русскому читателю из «Хронографа», куда он попал из «Хроники Иоанна Малалы». Основой повествования о Троянской войне в «Хронике» был не текст «Илиады» Гомера, а перевод латинской переработки греческого романа I—II вв. н. э., приписывавшегося Диктису Критскому, мифическому участнику войны с Троей (см.: Творогов О. В. Древнерусские Хронографы. Л,, 1975, с. 15). О победах греков над Ксерксом (ум. в 465 г. до н. э.), сыном Дария I, царем Персии, русский читатель мог узнать из «Хронографа» или из «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия. Побед над персами греки добились под предводительством Фемистокла в двух морских сражениях: у острова Саламин (480 г. до н. э.) и у мыса Микале (479 г. до н. э.) и в битве сухопутных войск при Платеях (479 г. до н. э.).
— Имеется в виду великий князь киевский Владимир I Святославич (ум. в 1015 г.) и его успешный поход в 989 г. на Корсунь (Херсонес).
[138] ... позавиде Владимиру Манамаху... — Владимир Всеволодович Мономах (1053—1125). С 1113 г. — великий князь киевский. С 1093 г. вел ожесточенную борьбу с половцами, был организатором и участником удачных походов 1103, 1107, 1111 гт. Автор «Поучения» (см.: т. 1 наст. изд.), в тексте которого содержится рассказ о его походах. С Фракией, Халкедонией и Грецией войн не вел.
[139] ... на греческаго царя Констянтина Монамаха... — Константин Мономах, император Византии с 1042 г., действительно вел войны с Русью. В 1043 г. был заключен союз между Византией и Русью, скрепленный браком родственницы Константина (возможно, даже дочери) со Всеволодом, сыном Ярослава Мудрого. Владимир Мономах, родившийся от этого брака в 1053 г., не мог вести войну с императором Константином, умершим в 1055 г.
[140] Посылает к нему с великим смирением... — Рассказ о посольстве императора Константина с дарами (царским венцом, скипетром, багряницей и сердоликовой крабицей Августа) заимствован из «Сказания о князьях владимирских» (см.: т. 8 наст. изд.).
[141] ... празновав царь... пятдесятный день по Пасце... и всю ту неделю Пянтикостную... — В 1552 г. Пятидесятница (Троица) приходилась на 5 июня. Пянтикостная неделя — первая неделя после Пятидесятницы.
— Макарий — инок, позже — архимандрит Можайского Лужецкого монастыря. С 1526 г. — архиепископ Новгородский (не по избранию новгородцев, а волею великого князя Василия III). После низложения Шуйскими митрополита Иоасафа в 1524 г. был призван на митрополичий престол, который занимал 22 года. Венчал на царство Ивана Грозного в 1547 г. При нем и под его непосредственным началом были созданы Великие Минеи-Четьи и Степенная книга царского родословия.
[143] ... миръ и любовное целование царице своей Анастасии... — Анастасия Романовна Захарьина-Юрьева (ум. в 1560 г.), первая жена Ивана IV Грозного, дочь окольничьего при Иване III Васильевиче Романа Юрьевича. Была обвенчана с царем в феврале 1547 г. Мать Ивана Ивановича и Федора Ивановича, последнего из Рюриковичей на русском престоле. К первой жене Иван Грозный относился с искренней нежностью, чему есть много исторических свидетельств.
[144] ... предо образомъ... Богородицы, юже евангелистъ Лука написа... — Согласно преданию, Владимирская икона Богоматери, о которой здесь идет речь, была копией с иконы, написанной евангелистом Лукой. В XII в. икона была привезена из Византии в Киев, затем увезена князем Андреем Боголюбским во Владимир, а оттуда в 1382 г. — в Москву. В настоящее время находится в Третьяковской галерее.
[145] ... Петру и Алексею и Ионе... —Петр — русский митрополит с 1305 по 1326 г.; деятельность его была тесно связана с политикой московского великого князя Ивана Калиты (деда Дмитрия Донского), направленной на усиление и рост Москвы. После смерти Петра митрополичья кафедра была переведена из Владимира в Москву, что имело большое значение для выдвижения Москвы на первое место среди других русских княжеств. Скончался Петр в 1326 г. и был погребен в заложенном им самим Успенском соборе. Он стал первым московским святым, канонизирован как общерусский святой в 1339 г., день памяти — 21 декабря. Алексей (в миру Елевферий Бяконт) — продолжатель дела митрополита Петра, второй русский по национальности митрополит в Москве (с 1355 г.), основатель многих монастырей, опекун малолетнего князя Дмитрия (Донского), при котором практически выполнял функции регента-правителя. Умер в 1378 г. и был погребен в Чудовом монастыре. Канонизирован как общерусский святой в 1447 г. Дни памяти — 12 февраля и 20 мая. Иона — первый русский митрополит, поставленный без санкции Константинополя в 1448 г., преемник митрополита Фотия, усердно помогал Ивану III в борьбе за объединение Руси. Умер в 1461 г. Почитание его было установлено в 1472 г., а общерусская канонизация — в 1547 г., день памяти — 15 июня.
[146] И отпущаетъ его, яко ангелъ Божий Гедеона на царей мадиамскихъ и яко Самсонъ кроткаео Давида на силнаго исполина Голияда... — В данном фрагменте автор «Казанской истории» проводит параллель между Иваном Грозным и библейскими героями-победителями. Так, Гедеон с тремястами воинами победил несметное войско Мидиама и Амалика, которое было обращено в бегство звуками труб; Давид победил гиганта Голиафа, поразив его камнем из пращи. Одновременно митрополит Макарий уподобляется здесь вдохновителям этих побед, причем в обоих случаях автор допускает ошибки: Гедеон был послан на битву «гласом Бога», Давид вышел сразиться с Голиафом по призыву Самуила, а не Самсона.
— Петров пост начинался в понедельник через неделю после Троицы.
[148] ... въ десятый час дни... — По современному счету времени это соответствует приблизительно 13 ч. 30 мин.
[149] ... нечестиваго царя крымскаго Девлет-Кирия пршиедша... на Тулу... — Девлет-Гирей, крымский хан (1551—1577), племянник Сахыб-Гирея, сменивший его на крымском престоле. Был ставленником турецкого султана. В 1552 г. при военной поддержке Турции попытался помешать походу русских на Казань. Осада Тулы была предпринята им в 20-х числах июня.
[150] ... иже была на Дону с... княземъ Дмитреемъ... —В «Сказании о Мамаевом побоище» рассказывается о молении Дмитрия Донского в Успенском соборе в кремле перед выходом в поход против Мамая перед чудотворным образом Владимирской Богоматери, но о том, что князь брал ее в поход, ни в «Сказании», ни в других произведениях Куликовского цикла не упоминается.
[151] ... и два царевячя Астроханския Орды... приидоша ту: Кайбула... Дербыш-Алей... — Царевич Кайбула (Хайбула) приехал на Русь в мае 1552 г., получил во владение г. Юрьев и женился на племяннице Шах-Али, дочери Джан-Али. Дервиш-Али (Дербыш-Али) выехал на Русь в конце 1551 г., получил от Ивана IV Звенигород, где и проживал безвыездно. В 1554 г. был посажен Грозным на астраханский престол вместо Ямгурчия.
— Приводимое далее распределение военачальников по полкам не совпадает с данными летописей. Г. Н. Моисеева установила, что автор «Казанской истории» поместил здесь не вымышленный разряд войск, а отразил расстановку воинских должностей за более поздний период (1564—1565), когда многие воеводы, участвовавшие во взятии Казани, были либо казнены, либо находились в ссылке. Так, например, не упоминаются воевода «большого полка» М. И. Воротынский (в 1562—1566 гг. находился в заточении на Белоозере), А. М. Курбский — воевода «правой руки» (в 1564 г. бежал в Литву), Немого-Оболенский, воевода «сторожевого полка» (казнен в 1565 г.). С другой стороны, в 60-е гг. Грозный приближает к себе новых воевод из среды опричников и приехавших на Русь татарских царевичей, что также нашло отражение в «Казанской истории», где упомянуты «начальные» воеводы казанского взятия из среды опричников — Темкин-Ростовский, Одоевский, Пронский, Трубецкой, а также ряд татарских царевичей, которые на самом деле в походе на Казань не участвовали.
[153] ... артоулному полку... — Ертаул (или ертоул) — передовой конный отряд для разведки.
[154] ... и черкасъ... и мордвы... и немецъ, и фряг, и ляховъ... — Черкасы — северокавказский народ; мордовские племена жили за Сурой и ее притоком р. Пьяной; под немцами здесь, по-видимому, подразумеваются шведы; фряги — итальянцы; ляхи — поляки.
[155] ... и пророчествова Иеремия: «От яждения бо, — рече, — громовъ колесниц его и от ступания коней и слоновъ его потрясется вся земля. — Источником данного высказывания действительно является входящая в состав Библии Книга Иеремии, но автор «Казанской истории» приводит слова пророка неточно. Ср.: «От шума устремления его, и от оружия ног его, и от гремления колесниц его, и от звука колес его не обратишася отцы к сыном своим, опустивше руце своя».
[156] ... и за поле Куликово... — Куликово поле находится к юго-востоку от Тулы в междуречье Дона и его притока Непрядвы.
— Меча — правый приток Дона южнее Куликова поля. Современное название — Красивая Меча.
[158] ... и в калантырь облекся... — Калантырь — доспехи из крупных металлических пластин, прикрывающих спину и грудь, с кольчужной сеткой от пояса до подола.
[159] ... и ста на Арскомъ поле... прямо граду за версту едину... — В действительности полк Грозного разместился на Царевом луге в достаточном удалении от Казани... со всею матицею великою... — Матица — центральная часть войска.
[160] См. сноску 159.
[161] И поселе себе оделати градцемъ... — Рисунки «Царственной книги» изображают эти оборонительные укрепления в виде четырехугольных редутов из туров (башен) с выкопанными перед ними траншеями.
— В действительности расположение русских полков вокруг Казани было иным.
[163] И не хуже Антиоха явленаго, егда прииде Иерусалимъ пленити. — В 203 г. до н. э. Иерусалимом овладел Антиох Великий, царь Сирии. Однако вероятней, что речь идет об Антиохе Епифане. О его разграблении Иерусалима рассказано в Библии. О завоевании Иерусалима Антиохом Епифаном говорит в «Истории Иудейской войны» Иосиф Флавий, приведя это завоевание как пример наказания жителей за грехи.
[164] В ту же нощъ сеитъ казанский сонъ же виде... — Главой мусульманского духовенства в Казани в 1552 г. был Кулшериф-Молна (молла, мулла). Он считался вторым лицом в государстве после хана. Был убит при взятии Казани.
[165] Той бо острог старый, Арескъ зовом... — Городок Арск находился в верховьях р. Казанки примерно в шестидесяти верстах от Казани. Был центром Арского княжества, населенного удмуртами (арами).
[166] ... яко древле иногда от 5 хлебов 5000 народа иудеей напита? — Автор «Казанской истории» ссылается на евангельский эпизод, рассказывающий о том, как Иисус Христос пятью хлебами и двумя рыбами накормил 5000 человек (Мф. 14, 17—21).
— В «Летописце начала царства» Шах-Али охарактеризвван иначе: «... царь... не могий скоро на конях ездити, разумичен же царь преизлишне, но не храбръ сый на ратях...» (ПСРЛ, т. XXIX. М., 1965, с. 82).