Три поездки Ильи Муромца
| Вар. к 1—43 I |
Ехал стар по чисту́ полю, По тому раздолью широкому. Голова бела, борода седа, По белым грудям расстилается, Как скатён жемчуг рассыпается. Да под старым конь наюбел-белой. Да ведь хвост и грива научёр-черна. |
| Вар. к 109—155 I |
Приезжает ко двору ко широкому, Теремо́м назвать — очень мал будёт, Городо́м назвать — так велик будёт. Как выходит девушка-чернавушка, Она берет коня за шелко́в пово́д, Она ведет коня да ко красну́ крыльцу, Насыпат пшена да белоярова, Как снимат стара́ со добра коня, ́ крыльцо. На красно крыльцо да по новы́м сеням, По новым сеням в но́ву горницу, Скидыват его да распоясыват, Да сама говорит таковы слова: «Пожилой уда́лой добрый молодец! Ты уж едешь дорожкой очень дальнею, Тебе пить ли, исть нынче хочется, Опочинуться со мной ли хочется?» Говорит тут стар таково слово: «Хошь я еду дорогой очень дальнею, Мне ни пить, ни есть мне не хочется, Опочинуться с тобой хочется». Она старому кровать да уж указыват, А сама от кровати дале пятится. Говорит-то стар да таково слово́: «Хороша кровать изукрашена, Должно быть кроваточке подложной быть». Она старому кровать уж указыват, А сама от кровати далечо́ стоит . Как могучи плечи расходилися, ́ сердцо разъярилося, Он хватал-то он за белы́ руки́, Он бросал он на кровать ле тесовую — Полетела кровать да тесовая Да во те во погрёба глубокие. Как спущался стар да во глубок погрёб — Там находится двадцать девять молодцев, А тридцатый был сам стары́й казак, Сам старый казак да Илья Муромец, Илья Муромец да сын Иванович. Он ведь начал плетыо их наказывать, Наказывать да наговаривать: «Я уж езжу по полю ровно тридцать лет, Не сдаваюсь на речи я на бабьи же, Не утекаюсь на гузна их на мягкие». Вот они тут из погреба вышли, Красное золото телегами катили, А добрых ко́ней табунами гнали, Мо́лодых молодок толпи́цами, Красных девушек стаи́цами, А старых старушек короби́цами. |
| — 103 II |
Середи было царства Московского, И середи государства Российского, И середи Москвы, в Кремле-городе Що удеялось-учинилося? Тут пролегала дорога широкая, Ширина той дороги широкое — Три косые сажени печатные, Глубина той дороги глубокое — Доброму коню до черёва кониного, Доброму молодцу до стремени булатного. Тут ехал-проехал стар матёр человек: Голова бела, да борода седа. Тут навстрету старому станишники, Тут не много, не мало — восемьсот человек, Как хотят они старого ограбити, Полишити свету белого, Укоро́тать века долгого. Тут спроговорил стар матер человек: «Уж вы ой еси, млады станишнички! И взять у старого нечего — Золотой казны не случилося. Тут есть под старым доброй конь — Он уносит у ветра, у вехоря, Утягиват у пули свинцовое, Только есть на старом кунья шуба,— На кармане у старого пятьдесят рублей, Тут старому на чару винную, Що на винну чару опохмельную. Еще перва пуговка пятьсот рублей, И вторая пуговка о тысячу, И третьей пуговки цены здесь нет, И только есть она да у царя в Москвы, ». Уж тут млады станишнички обзарились И приступают к старому накрепко, Хотят старого ограбити И полишити свету белого, И с плеч снимал он тугой лук, Он намётывал стрелу каленую, Он ударил да в сы́рой дуб — Уж тут рассыпался сырой дуб Уж тут млады станишнички ужахнулись: «Уж нам бить, ребята, старого не по що И взять у старого нечего». |
| Вар. к I — II |
Ездит-то стар по чисту полю, А сам себе старой дивуется: «Ах ты старость, ты старость ты старая, А старая старость глубокая, — триста́ годов, А триста годов да пятьдесят годов! Застала ты старого в чистом поли, В чистом поли застала черным вороном, А села ты на мою буйну голову. А во чисто поле да ясным соколом». Приехал как старой ко камешку, А ко белому каменю ко Латырю. |