Приглашаем посетить сайт

Сорок калик

СОРОК КАЛИК

 
  От того же от озёра от Маслеёва
Ко тому-де монастырю почестному,
Ко тому ко кресту да Леванидову
Собиралося их, дак соезжалося
Да не сорок калик дак со каликою.
Да една-де калика да как бела лебедь,
Да снаряжона калика да буди маков цвет,
На имё Михайло да Михайлович млад.
Они все в землю копья испотыкали,
10    Да на копьица сумки исповешали,
  Да сумки ти были рыта бархата,
Да подсумочка были хрущатой камки.
Они клали-де заповедь великую,
Да великую заповедь, тяжелую:
«Да пойдем нонче, братцы, в Ерусалим-град,
-Еще кто из нас, братцы, дак заворуется,
Еще кто из нас, братцы, заплутуется,
Еще кто из нас, братцы, за блудом пойдет,
20    В сыру землю ёго копать до пояса,
  Речист язык тянуть у ёго теменем,
Ретивоё сердцо скрозь хребетну кость,
Скрозь хребетнюю кость, дак промежу плеча,
Оставлять нам казнёна на чистом поле».
Да положили заповедь великую,
Брали-де копьица вострые,
Повесили сумочки тяжелые,
Пошли они, братцы, по чисту полю.
Да не ясные соколы в перелет летят,
30    Да не белые кречеты в перепуск пустя́т —
  Едут-де калики по чисту полю.
Во ту-де пору да и во то времё
Владимёр стольне-киевской сряжался во чисто полё
Извозчиком Добрынюшка Микитич млад,
На запяточках Олёшенька Попович млад.
И едут они дак по чисту полю,
Стречают калик дак перехожиих,

«Уж вы здравствуйте, калики перехожие!
40    Куды едете́е да куды правитесь?»
  Отвечали калики перехожие:
«Мы пошли нонче, братцы, в Ерусалим-град
Господу богу помолитися,
Во Ердане-реке дак окупатися,
На плакуне-травы дак окататися».
Говорил тут Владимёр таково слово:
«Уж вы ой есь, калики перехожие!
Спойте-ткось мне-ка нонь еленьской стих».
Тут-де калики не ослышались,
50    Все копьица в землю испотыкали,
  А на копьица сумки исповешали,—
Сумки их были рыта бархата,
Да подсумочки были хрущатой камки.
Говорили калики перехожие:
«Да как нонче петь еленьской стих —
В полкрыка петь али во весь нам крык?»

«Хотя спойте-ка мне нонче в полкрыка».
Да запели калики еленьской стих —
60    Только мати земля дак пошаталася,
  В озерах вода дак сколыбалася,
На поле травку заилеяло,
Увалился Добрыня со сижоночки,
Падал Олёша с запяточёк,
Не мог тут Владимёр сижучи сидеть,
Да не мог тут Владимёр лёжучи лёжать,
Только мог тут Владимёр слово молвити:
«Уж вы полно-ка петь да нонь еленьской стих».
Остановились калики да перехожие,
70    Все копьица в руки они по́брали,
  На плечи-де сумочки исповешали,
Распрощалися со князем со Владимёром.
Говорил тут Владимёр таково слово:
«Приворачивайте ко мне дак хлеба-соли исть,
Хлеба-соли-де исть да пива с медом пить.

Отправит там княгинушка Опраксия».
Пошли-де калики перехожие,
Состигаёт их ноченька темная,
80    Приворачивали они да в стольней Киев-град,
  Заходили ко князю на широкой двор,
Подходили под окошечко под косищато.
Попросили они милостыню христа ради.
Услышала княгинушка Опраксия,
Отворяла окошечко косищато,
Сама говорила таково слово:
«Уж вы ой еси, калики перехожие!
Добро жаловать ко мне да хлеба-соли исть
И прикрыться от ноченьки от темноё».
90    Тут-де калики не ослышались,
  Заходили на крылечико на красноё,
Заходили они дак во светлу гридню,
Чудну-де образу помолилися,
Крест-от кладут да по-писаному,

Поздоровались с княгинушкой Опраксией.
Садила княгинушка за почесьён стол,
Отпоила она, дак откормила их,
Прикрываёт от ноченьки от темноей.
100    Заводила Михаила Михайловича
  Да во ту-де во спальню княженецкую.
Повалились ребята опочив дёржать.
Во ту-де во ноченьку во темную
Подходила княгинушка Опраксия
Ко тому же Михаилу Михайловичу,
Сама говорила таково слово:
«Уж ты ой еси, Михайло Михайлович млад!
Сдайся на прелести на женские,
Влюбися во княгинушку в Опраксию».
110    Отвечаёт Михайло Михайлович млад:
  «Уж ты ой еси, княгинушка Опраксия!
Не сдамся я на прелести на женские —
Да кладёна у нас заповедь великая».

Приходила княгинушка во второй након,
Говорила сама да таково слово:
«Уж ты ой еси, Михайло Михайлович млад!
Сдайся на прелести на женские,
Влюбись в княгинушку в Опраксию».
120    Говорил тут Михайло Михайлович млад:
  «Я скажу-де дружиночке хороброе,
Ты получишь, княгинушка, великой стыд».
Отходила княгинушка Опраксия,
Она брала братынечку серебряну,
Клала-де в сумочку хрущатой камки
Тому-де Михаилу Михайловичу.
Проходила тут ноченька темная,
По тому-де утру, утру ранному,
Становились калики перехожие,
130    Омылися свежой водой ключе́вою,
  Помолилися они да чудным образам,
Все копьица в руки-де побрали,

Поблагодарили княгинушку Опраксию,
Выходили калики на широкой двор,
Да пошли они как из города из Киева,
Идучись-де калики по чисту полю.
Да из да́леча-дале́ча да из чиста поля
Приезжаёт Владимёр стольне-киевской
140    Приезжаёт да он на широкой двор,
  Заходил-де да во светлу гридню.
Стречаёт его княгинушка Опраксия,
Хватилась братынечки серебряной,
Сама говорила таково слово:
«Уж ты батюшко Владимёр стольне-киевской!
Ночевали у меня калики перехожие,
Не унесли ли они братынечки серебряной?»
Говорил тут ведь князь да таково слово:
«Поезжай-ка, Олёшенька Попович млад,
150    Ты спроси-тко калик да ты перехожиих».
  Тут-де Олёшенька не ослышался,

Да уздал-де, седлал коня доброго,
Легко, скоро скакал он на добра коня,
Да поехал Олёшенька во чисто поле
Настигати калик да перехожиих.
Настиг он калик да перехожиих,
Сам говорил он да таково слово:
«Уж вы ой еси, калики перехожие!
160    Ночевали у князя у Владимёра,—
  Увезли вы братынечку серебряну».
Тут-де калики не ослышались —
Остановились они да на чистом поле,
Хватали Олёшеньку Поповича,
Штаны у его, Олёши, приоттыкали,
Долонями по (...) принахлопали,
Спровадили Олёшеньку в возвратной путь.
Поехал Олёшенька в возвратной путь,
Ко тому-де ко городу ко Киеву,
170    Ко ласкову князю ко Владимёру:
  «Еще я говорил им таково слово:
Не унесли ли братынечки серебряной?
Тому они, калики, не веруют,
Идут-де калики по чисту полю».
Говорил тут Владимёр таково слово:
.«Уж ты ой еси, Добрынюшка Микитич млад!
Поезжай-кася ты да во чисто полё,
Настиги-тко калик да перехожиих,
Подъедь-кася к им да потихошенько,
180    Спроси-ткось ты их дак ты ладнёшенько».
  А тут-то Добрыня не ослышался,
Да бежал тут Добрыня на конюшен двор,
Он уздал-де, седлал да коня доброго,
Выводил-де коня да на широкой двор,
Легко, скоро скакал да на добра коня,
Поехал Добрынюшка во чисто полё.
Да завидел Добрынюшка во чистом поле
Тех-де калик да перехожиих,
Подъехал он к им да потихошенько,
190   
Кланялся-де им да до сырой земли:
«Уж вы здравствуйте, калики да перехожие!»
Отвечали калики перехожие:
«Ты здравствуй, Добрынюшка Микитич млад!»
Говорил тут Добрыня таково слово
«Уж вы ой есь, калики перехожие!
Ночевали вы во городе во Киеве,—
Не попала ли братынечка княженецкая?»
Тут-де калики не ослышались —
200    Все копьица в землю испотыкали,
  На копьица сумки исповешали,
Еще начали друг друга обыскивать:
Нашли эту братынечку серебряну
У того это у Михаила Михайловича,
Отдавали Добрынюшке Микитичу.
Добрынюшка Микитич низко кланялся,
Легко, скоро скакал он на добра коня,
Поехал ко городу ко Киеву.
А тут-де калики перехожие
    Начали судить ёго своим судом:
  Копали в сыру землю по поясу,
Речист язык его тянули теменём,
Ретивоё сердцо сквозь хребетну кость,
Сквозь хребетную кость да промежу плеча,
А очи ти, очи ясные косицами.
Оставляли казнёна на чистом поле,
Все копьица в руки они побрали,

Пошли-де калики по чисту полю.
220    Идучи-де калики по чисту полю,
  Овернулися калики они возврат-назад,—

Тут-де калики становилися,
Брали Михаила Михайловича,
Они опять стали казнить по-старому,
Оставили казнёна на чистом поле.

Овернулись калики возвратной путь,—
230    Становились они да на чистом поле,
 
Сумки на копья исповешали,
Они начали падать ему да во резвы ноги:
«Прости нас, Михайло Михайлович млад!»