Михайло Козарин
| Вар. к 1—217 I |
На роду ту Козарушка попортили, Отец с матерью Петровича не злю́били, Отсылали Козарушка ко бабушке, Да ко бабушке Петровича, к задворёнке, Не велели кормить хлебом круписчатым, Не велели поить водой мёдовыя — Да велели кормить хлебом гнилым же всё, Да велели поить водой со ржавчинки. Уж как тих речей бабушка не верует — Да кормила Козарушка хлебом круписчатым, Да поила Петровича водой мёдовыя. Еще стал наш Козарушко пяти, шти лет, Еще стал-то по улочке похаживать, Еще с малыма ребятушками поигрывать. Его дразнят тут маленьки ребятушка: «Не прямого ты отца, не прямой матушки,— Еще всё ты ведь ходишь чужой (...)». Он которого ухватит как ведь за руку — Оторвет у того да он праву руку; Он которого ухватит как ведь за ногу — Оторвет у того он праву ногу. Еще сам пошел втипор да как ко бабушке. Еще сам говорил ей таковы речи: «Уж ты ой еси, бабушка-задворёнка! Ты скажи-ткося мне, да кто у мня отец ведь, мать,— Меня дразнят тут маленьки ребятушка. Да зовут-то меня всё как вы (...)». Говорила ему бабушка-задворёнка: «Уж ты вой еси, Козарушко Петрович-от! У тя отец ведь-то Петр да Коромыслович, Еще матушка — Петрова та молода жона». Говорил-то Козарушко таковы речи: «Уж ты вой еси, ты бабушка-задворёнка! Напеки-ткосё мне подорожничков, Уж ты дай мне шляпочку равно тридцать пуд. Уж ты дай-ка мне ключёчку равно сорок пуд». Напекла ему бабушка подорожничков, А дала ему бабушка ведь ключёчку, Да пошел наш Козарушко искать батюшка. Да приходит Козарушко в ту дере́вёнку,— Да играют на улочке маленьки ребятушка. Он ведь спрашивал да как у маленьких ребятушок: «Еще где то Петрово как подворьbцо?» Отвели ему ребятушка подворьицо, Да скричал-то Козарушко громким голосом: «Уж ты вой еси, Петр да Коромыслович! Не бывало ли у тя да чадышко милое. Еще на имя Козарушко Петрович-от?» Да избенка у Петра вся пошаталася, Ставники ти у его вси покосилися. Отвечал-то Петр да Коромыслович: «Не бывало у нас тако чадо милое». Да ведь прочь пошел Козарушко Петрович-от. Покатились по белу лицу горючи́ слезы. Да пошел-то Козарушко во чисто пол`, Разоставил белой шатер поло́тняной. Да валился он сам во белой шатер. ́ шатра, Услыхал-то в чистом поли девять го́лосов. Там ведь плакала в чистом поли красна девица: «Да коса ты, коса да моя русая! Да плели тебя, коса, да на святой Руси, Расплетут тебя, коса, да в проклято́й Литвы. Кабы был у мня ведь брателко Козарушко, Он не дал тут поганым татарам-то на пору́ганье». Еще обрал Козарушко белой шатер, Еще сам побежал-то да во чисто полё, Он избил-то всих да семь разбойников. Еще отнял у ик свою да как родну́ сестру. Еще сами пошли они ко батюшку, Ко тому жо Петру ту Коромыслову, Приходят ко ёго-то да ко подворьицу. Да скричал тогда Козарушко громким голосом: «Уж ты вой еси, Петр да Коромыслович! Не бывало ли у тя-то да чадо милоё, Еще на имя тут Марфушка — лебедь белая?» Да выскакивал Петр тогда на улицу Со своей-то он да с молодой жоной: «Да бывало у мня тако чадо милое, Еще на имя тут Марфушка Петровна та». Еще брал он ведь Марфушку за праву́ руку, Да повел-то ведь Марфушку в свою горницу, Еще тут же пригласил да Козарушка Петровича. |
| Вар. к 1—19 II |
А да у Федора-купца да у Черниговца, Было у ёго да всё два чадышка: Одно чадо—да дочи да всё Еленочка, Да Еленочка была да всё прекрасная, Да второ чадо-де — Козарушко-де Федорыч. Наезжали-де воры да всё разбойники, А да ограбили купца да всё Черниговца, Увезли-де дочь Еленочку прекрасную. А запечалился купец да всё черниговский. Говорил ему сын да всё родимой нонь: «Уж ты ой еси, батюшко, черниговской купец! Не печалься ни об чем, да всё не надобно,— Да поеду-де я да во чисто полё, Отыщу-де Еленочку прекрасную». «Уж ты ой еси, Козарушка Федорыч! Поезжай-ка ты, Козарушка, во чисто полё, Отыщи-тко мне Еленочку, дочь прекрасную, Да за то я тебе дам да золотой казны, Золотою казны даю бессчетною». Да поехал-де Козарушка во чисто полё, Еще едёт-де Козарушка всё три месяца, Да искал он себе да поединщичка, Поединщичка себе, да сопротивничка,— Со своей-де он силою побрататься. Да не мог он найти да поединщика, Поединщика себе, да супротивника. |
| Вар. к 1—197 III |
Из славное матки Кубань-реки Подымалася сила татарская, Что татарская сила, бусурманская, Что на славную матку святую Русь. Полонили матку каменну Москву. Да доставалася девица трем татаринам, Как первой-от говорил таково слово: «Я душу красну девицу мечом убью». Второй-от говорил таково слово: «Я душу красну девицу копьем сколю». Третей-от татарин говорил таково слово: «Я душу красну девицу конем стопчу». Как из далеча-далеча из чиста поля Что не ясён сокол в перелёт летит, Что не серой-от кречет воспархиваёт,— Выезжает удалый доброй молодец. Он первого татарина мечом убил, Он второго татарина копьем сколол, Он третьёго татарина конем стоптал, А душу красну девицу с собою взял. «Уж мы станём, девица, по третям ночь делить. По третям ночь делить, да ино грех творить». Как спроговорит душа красна девица: «Уж ты ой еси, удалой доброй молодец! Ты когда был отца лучше, матери, А теперече стал хуже трех татар, ». — «Уж ты ой еси, душа красная девица! Ты которого царства, отечества?» — «Уж ты ой еси, удалой доброй молодец! Я сама красна девица со святой Руси, Со святой Руси, да из славно́й Москвы; Я ни большего роду, ни меньшего, Что того же было роду кнежейского; Как у моего батюшка было девять сынов, А десята та я, горё-горькая: Четыре-то брата царю служат, А четыре-то брата богу молятся, А девятой-от брат — богатырь в поли, А десятая та я, горё-горькая». Как спроговорил удалой доброй молодец: «Ты прости-тко меня, девица, во первой вины. Во первой вины во великое,— Уж ты по роду мне сестрица родимая. Мы поедем, девица, на святую Русь, На святую Русь, во славну Москву». |
| Вар. к 47—197 |
«Кто же бы меня да ето выкупил, Выкупил да меня, выручил От трех татар да некрещёные, От трех собак небласловлёные?» Как спроговорит да доброй молодец: «Ты садись, девица, на добра коня, Поедём, девица, во чисто полё». Садилась девица на добра коня, Говорила девица доброму молодцу: «Ты поедём-ка, да доброй молодец, Ко божьей церкви да повенчаемся, Злаченым перстнём да поменяемся». Как спроговорит да доброй молодец: «У нас ведь на Руси не водится — Брат-от на сестры не жонится». Слазила девица со добра коня, Другой дала до шолкова пояса, Третей дала да до сырой земли: «Спасибо, брателко родимой мой,— От трех собак небласловлёные». |
| Вар. к 86—197 V |
Тут Михаилу за беду стало́, ́т он с них бел шатер, И бел шатер да полотняной. Сохватались три татарина, Сохватались за Михаила Казарятина. Он первого татарина взял ра́зорвал, ́стоптал, Третьего татарина взял за ноги, Бросил его в батюшко в сине море. И собирал он бел шатер полотняный, И завязывал в тороки шелковые, Вставал он в стременышко вальяжное, И садился во седелышко черкасское, И садил за себя душу красну девицу. И везет ее от синя моря, Сколько ехал удалой добрый молодец, Сколько ехал по чисту полю, Одержал своего добра коня ступисчата, Слезал он, добрый молодец, со добра коня, И ставит свой бел шатер полотняный. И стал он с девицей опочив держать,— И плачет красна девица, как река течет, Сама говорит таковы слова: «Ой ты гой еси, удалой добрый молодец, Скажи ты мне наперед свою отчину — Царь ли ты, царевич, король ли ты, королевич, Али ты роду крестьянского, Али ты роду мещанского?» И плачет красна девица, как река течет, И возрыдаючи, слово молвила: «Ой ты гой еси, удалой добрый молодец! Скажи ты наперед свою отчину — Али ты роду мещанского?» И тут молодец ее не слушает. Тут девица плачет, как река течет: «Ой ты гой еси, удалой добрый молодец! Ты скажи мне наперед свою отчину». И проговорит удалой добрый молодец: «Я не царь-де, не царевич, не король я, не королевич. И я роду не крестьянского, — Я из того Волынца, крепка города, Из той Корелы из богатыя, Молодой Михайло Казарятин, Казары, попа церкви соборныя». Сама плачет, как река течет: «Ой ты гой еси, удалой добрый молодец! Я сама оттуль, красна девица, Из того Волынца, крепка города, Казары дочь, попа церкви соборныя». И скачет он скоро на резвы ноги, Берет ее за белы руки «Здравствуй, ты моя сестрица родимая. Молода Настасья дочь Казаришна!» |