Илья Муромец и Калин-царь

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И КАЛИН-ЦАРЬ

	Как Владимир-князь да стольне-киевский С Ильей Муромцем да й порассорился, Порассорился с казаком Ильей Муромцем, Засадил казака Илью Муромца А на тыя ль на погребы глубокие, А на тыя ль на ледники холодные, А за тыи за решетки за железные, А на тыя на казени на смертные, Не на мало поры-времени — на три году,
10.	Нá три году й на три месяца,
	Чтобы не был жив дуродний добрый молодец. У ласкового князя у Владимира А любимая была дочка одинакая, Она видит — дело есть нехорошее: Посадили дуродня й добра молодца А на тыя погребы глубокие, А на тыи ль ледники холодные, А на тыя на казени на смертные,
20	Не на мало поры-времени — на три году,
	На три году й на три месяца,— А который бы дуродний добрый молодец Постоять бы мог за веру й за отечество, Сохранить бы мог да й стольней Киев-град, А сберечь бы мог бы церквы божие, А сберечь бы мог князя Владимира. Она сделала ключи поддельные, Положила людей да й потаённыих, А снесла она й ествушки сахарние,
30	Да и снесла она питьвица медвяные,
	Да и перинушки, подушечки пуховые, А одьялышки снесла теплые, На себя она шубоньку ведь ю куньюю, Сапоженки на ноженки сафьянные, На головушку шапку соболиную. В полону сидит да й под обидою, Он не старится, да й лучше ставится. А тут в ту ль пору, в тое ль времечко
40	Да й на тот на славный стольний Киев-град
	Воспылал собака ли царь Кáлина. Посылает он посла да й в стольний Киев-град, Пословесно собака он наказывал, Говорит-то й собака таковы слова: «Поезжай-ка, мой посланник, в стольний Киев-град, Заезжай-ка к князю й на широкий двор, Станови коня ты богатырского, Выходи на матушку й сыру землю, Ты й спускай коня на двор, да й не привязывай,
50	Ты иди в палату белокаменну,
	На пяту ты дверь да й поразмахивай, Не запирай дверей в палату белокаменну, Не снимай-ка кивера ты со головушки, Не веди поклонов по-ученому, А ты князю Владимиру й не кланяйся, Его всем князьям да й подколенныим. Положи-тка грамоту на зблот стол, Пословесно князю выговаривай:
60	„Ты Владимир-князь да й стольне-киевский!
	А очисти-тка ты улицы стрелецкие, Все широки дворы княженецкие, А наставь-ка ты хмельних напиточок, Чтобы бочечка о бочечку й частёхонько, А частёхонько были, близёхонько, Чтобы было б где стоять собаке царю Калине Со своима й войсками со великима"». Тут поезжает посланник в стольний Киев-град, Он садился, молодец, да на добра коня
70	Приезжал во славный стольний Киев-град,
	Заезжал ко князю й на широкий двор, Выходил на матушку й сыру землю, Он спускал коня во двор, да й не привязывал, Скоро шел в палату белокаменну, На пяту он дверь да й поразмахивал, Не запирал дверей в палату белокаменну, Не снимал он кивера да й со головушки. Не кладет креста он по-писанному,
80	Не ведет поклонов по-ученому,
	А он князю Владимиру й не кланялся, Его всем князьям да й подколенныим, Положил он грамоту й на золот стол, Пословесно князю й выговаривал: «Ты Владимир-князь да й стольне-киевский! А очисти-тка ты улицы стрелецкие, Все широки дворы княженецкие, А наставь-ка ты хмельних напиточок, Чтобы бочечка о бочечку й частёхонько,
90
	Чтобы было б где стоять собаке царю Калине Со своима й войсками со великими». Тут Владимир-князь да й стольне-киевский, А садился князь Владимир на ременчат стул, А писал он грамоту й посыльнюю А тому ль собаки царю Калины, А просил он строку поры-времени, Не на мало поры-времени — на три году, На три году и на три месяца:
100	«Ай же ты собака ли царь Калина!
	А дай-ка мни сроку поры-времени, Не на мало поры-времени — на три году, Приочистить улицы стрелецкие, Все широки дворы княженецкие, А наставить хмельных напиточек, Чтобы бочечка о бочечку частёхонько, А частёхонько были, близёхонько, Чтобы было б где стоять собаке царю Калине ».
110	Подает он грамоту послу да й во белы руки,
	Тут пошел посланник на широкий двор, А садился посланник на добра коня, Приезжал посланник к собаке царю Калине, Подавает он грамоту посыльнюю А тому ль собаке царю Калины, Этот собака ли царь Калина Прочитал он грамоту й посыльнюю От того ль от князя й от Владимира, А дает он ему строку поры-времени,
120	Не на мало поры-времени — на три году,
	На три году й на три месяца — Приочистить улички стрелецкие, Все широки дворы княженецкие, А наставить хмельных напиточек, Чтобы бочечка о бочечку й частёхонько, А частёхонько были, близёхонько, Со своима й войсками со великима. Да й прошло тут времечки по год поры,
130	Да й прошло тут времени по два году,
	Да й прошло тут времени по три году, Ведь по три году й по три месяца. Тут докладуют ко князю ко Владимиру: «Ты Владимир-князь да й стольне-киевский! Ты сидишь во тереме златом верхи, А ты ешь да пьешь да й прохлаждаешься, Над собой невзгодушки не ведаешь. А ведь твой-то славный стольний Киев-град В полону стоит да й под обидою,—
140	Обошла его литва поганая
	А того ль собаки царя Калины, Он хочет черных мужичков твоих повырубить, Хочет божья церквы все на дым спустить, А тебя, князя Владимира, в полон-то взять Со Опраксией да королевичной, ». Прикручинился Владимир, припечалился, Он ходил по горенке столовоей, Да й погуливал о столики дубовые,
150	Да й ронил Владимир горючи слезы,
	Говорил Владимир таковы слова: «А я глупость сделал, князь да стольне-киевский, Засадил дуродня й добра молодца, Старого казака Илью Муромца А на тыя погребы глубокие, А на тыи ледники холодные, А за тыя ль решетки за железные, Не на мало поры-времени — на три году, На три году й на три месяца.
160	А который бы дуродний добрый молодец
	Постоять бы мог за веру й за отечество, Сохранить бы мог наш Киев-град, А сберечь бы мог он церквы божие, ́ Владимира» Тут у славного у князя й у Владимира А любима й была дочь одинакая, Говорит она да й таковы слова: «Ай же батюшка да й ты Владимир-князь! А прости-ка ты й меня в вины великоей,
170	А я сделала ключи поддельные,
	Положила людей потаенныих На тыи погребы глубокие, Да й снесли-та й ествушки сахарние, Да й снесли-та й питьвица медвяные, Да й перинушки, подушечки пуховые, Одеялушки снесли да й теплые, А сапоженки на ноженки сафьянные, На себя снесли да й кунью шубоньку, А шапку на головушку й соболиную
180	А тому ль дуродню добру молодцу,
	Старому казаку Илье Муромцу. В полону сидит да й под обидою, Он не старится, да й лучше ставится». Тут Владимир-князь да й стольне-киевский, А берет Владимир золоты ключи, Да идет на погребы й глубокие, Отмыкает погребы глубокие, Усмотрел он дуродня добра молодца,
190	Старого казака Илью Муромца:
	На себе у него да й кунья шубонька, А сапоженьки на ноженьках сафьянные, На головке шапка соболиная, Да й перинушки, подушечки пуховые, А одьялышки да й еще теплые, Перед ним стоит ествушка сахарнии, Перед ним стоит питьвицо медвяный, В полону сидит богатырь святорусский, Он не старится, да й лучше ставится.
200
	Он берет его й за ручушки за белые, Да й за перстни брал да й за злаченые, Целовал во уста да й во сахарние, Да й повел его в палату белокаменну. Приводил его в палату белокаменну, Да й во горенку он во столовую, Да й садил за столики дубовые, За тыи за скамеечки окольние, Да й кормил его ествушкой сахарноей,
210	Да й поил его питьвицем медвяныим.
	Говорит Владимир таковы слова: «Ай же старый казак ты Илья Муромец! Ты прости меня в вины великоей, На меня ты, князя, ведь не гневайся, А постой-ка ты за веру й за отечество, Да й за тот за славный стольний Киев-град, Да й за тыя ль за церквы да й за божие, За меня, за князя за Владимира.
220	В полону стоит да й под обидою —
	Обошла ведь его литва поганая А того ль собаки царя Калины, Хочет черных мужичков он всех повырубить, Хочет божьие церквы все на дым спустить, А меня, князя Владимира, в полон возьмет Со Опраксией да й королевичной». Так тут старый казак да Илья Муромец Он поел тут ествушок сахарниих, Да й попил тут питьвицов медвяныих,
230	Выходил за столиков дубовыих,
	Да й за тых скамеечек окольныих, Выходил на славный на широкий двор, Да й на тот на славный стольне-Киев-град, Он ходил-гулял по городу по Киеву, Цельный день гулял с утра й до вечера, Заходил в свою палату й белокаменну, Он садился к столику дубовому, А за тыи скамеечки окольные,
240	Он поел тут ествушки сахарноей,
	Да й попил он питьвицов медвяныих, Спать ложился й на кроваточку тесовую, Да й на тую ль на перинушку пуховую. А поутрушку вставал ранёшенько, Умывался он да добелёшенька, Одевался он да й хорошохонько, Он одел одёжу драгоценную, А снарядную одёжицу опальную, Манишечки-рубашечки шелковые.
250	Да й берет свой ту́гой лук разрывчатой,
	А набрал он много стрелочек каленыих, А берет свою он саблю вострую, Свое вострое копье да й муржамецкое, Выходил молодец тут на широкий двор, А берет тут молодец добра коня, А берет коня за поводы шелковые, Его добрый конь да й богатырский Не в пример лучше он выпоен да й выкормлен
260	У его ли паробка любимого.
	Говорит тут старый казак Илья Муромец: «Аи же верный мой слуга ты неизменный! Я люблю тебя за то и жалую, Что кормил, поил ты моего добра коня». Он берет коня за поводы й шелковые, Выводил коня да й на широкий двор, Становил коня он посреди двора, Стал добра коня молодец заседлывать, Он заседлывал коня да й закольчуживал,
270	Садился молоде́ц да й на добра коня,
	Да й поехал молодец и с широка двора, С широка двора в раздольице чисто́ полё, Он вскочил на гору й на высокую, Посмотрел на все четыре на сторонушки, Он не мог насмотреть конца й краю́ силы татарскоей. А скрозь пару-то ведь лошадиного, Да скрозь того пару человечьего Да й не может пропекать да й красно солнышко;
280	Ото ржания да й лошадиного,
	А от покриков да й человеческих Ужахается сердечко й молодецкое. А тут старый казак Илья Муромец Он спускался с той горы высокоей, Он тут ехал по раздольицу й чисту полю А об этую рать-силу великую. А скочил на эту гору на высокую, Посмотрел на все четыре на сторонушки,— Он не смог насмотреть конца й краю́ силы татарскоей:
290	От того ли пару лошадиного,
	Не может пропекать да й красно солнышко; Ото ржания да й лошадиного, А от покриков да й человеческих Ужахается сердечко й молодецкое. Старый казак Илья Муромец Он спускался с той горы высокоей, Он тут ехал по раздольицу й чисту полю, А об этую о рать-силу великую.
300	Да й скочил на гору й на высокую,
	Посмотрел на все четыре й на сторонушки, Посмотрел он в восточную сторонушку,— А во той восточноей сторонушки, Во славноем во раздольице чистом поли Стоят добры кони богатырские У того ль они да й у бела шатра, Оны зоблют пшеницу белоярову. Так тут старый казак да Илья Муромец Он спускался с той горы высокоей,
	А поехал в восточную сторонушку
	Ко тому он да й ко белу шатру. Приезжал молодец тут ко белу шатру, Становил коня он богатырского, Выходил на матушку й сыру землю, Принакинул коню й поводы шелковые, Он спустил коня к полотну белому, Его й добрый конь да й богатырский Смелой грудью шел к полотну белому, А все добрые кони расскочилися.
320	Говорит старый казак тут Илья Муромец:
	«А ведь верно есть еще й во белом шатри, А мне-то есть еще божья помочь». Тут старый казак Илья Муромец Заходил тут он да и во белой шатер, А во том во славном во белом шатри А его крестовый еще й батюшка, А Сампсон-то и есть да и Самойлович Он садится хлеба-соли кушати.
330	Говорит Самсон да й таковы слова:
	«Ай же крестничек да ты любимый мой, Старый казак да Илья Муромец! садись-ка с намы за единый стол, А поешь-ка ествушки сахарнеей, Ты попей-ка питьвицов медвяныих». А тут старый казак да Илья Муромец А садился молодец тут за единый стол, Да и поел он ествушек сахарниих, Да й попил он питьвицов медвяныих.
340	Тут удалые дуродни добры молодцы
	А ложатся спать да й во белом шатри. Говорит Илья тут таковы слова: «Ай же ты крестовый ты мой батюшка, А Сампсон же ты да и Самойлович, А вы вся дружинушка хоробрая! ́ней богатырскиих, Да й поедемте в раздольице в чисто поле, Постоимте за веру й за отечество, Сохранимте мы да й стольний Киев-град,
350	Сохранимте мы да й церквы божие,
	Сберегёмте мы князя й Владимира». Говорит тут Самсон еще й Самойлович: «Ай же ты любимый мой крестничек, Старый казак да Илья Муромец! А не будем мы коней седлать, Не поедем в раздольице й чисто поле, В поле биться, больно й раниться, А на тыи на удары й на тяжелые, А на тыи ль побоища на смертные.
360	Много есть у князя й у Владимира,
	Много есть господ да й бояринов, Он их кормит, поит, да он их жалует. Ничего ведь мы от князя й не предвидели». Он ведь бьет челом еще и на другой раз, Говорит тут молодец он таковы слова: «Ай же ты крестовый ты мой батюшка, А Сампсон же ты да и Самойлович, А вы вся дружинушка хоробрая!
370	Вы седлайте-тка коней богатырскиих,
	Да й поедемте в раздольице в чисто поле, Постоимте за веру й за отечество, Сохранимте мы да й стольний Киев-град, Сохранимте мы да й церквы божие, Сберегёмте мы князя й Владимира». Говорит тут Самсон еще й Самойлович: «Ай же ты любимый мой крестничек, Старый казак да Илья Муромец! А не будем мы коней седлать,
380	Не поедем в раздольице й в чисто поле,
	В поле биться, больно й раниться, А на тыи ль побоища на смертные. Много есть у князя й у Владимира, Много есть господ да и бояринов, Он их кормит, поит да и жалует. Ничего ведь мы от князя й не предвидели». Старый казак да Илья Муромец А он бьет челом еще й по третий раз,
390	Говорит молодец да й таковы слова:
	«Ай же ты крестовый мой батюшка, А Самсон же ты да и Самойлович! А седлай-тка коней богатырских, Мы поедемте в раздольице чисто поле, Постоимте за веру, за отечество, Сохранимте вы да й церквы божие, Сберегёмте вы князя Владимира». Так тут все молодцы на спокой легли. А старый казак да Илья Муромец,
400
	Да й садился молодец тут на добра коня, А выехал в раздольице й чисто поле Да й ко той ли рать-силе ко великоей. Подъезжал он ко рать-силе ко великоей, Он просил себе тут бога на помочь Дай й пречистую пресвятую Богородицу, Припускал коня он богатырского На этую на рать-силу великую. А он стал как силы с крайчика потаптывать,
410	Как куда проедет — падёт улицмы,
	Перевернется — дак переулкамы. Его добрый конь тут богатырский Взлепетал языком человеческим: «Ай же старый ты казак да Илья Муромец! Напускаешь ты на рать-силу й великую, А ведь сила есть тут очень сильняя, А ведь воины-то есть могучие, Поляницы есть ведь разудалые;
420	Я прогрязну в первы ямы-подкопы глубокие,-
	Я оттуда с подкопов повыскочу, А тебя, Илью Муромца, и повыздыну; Я прогрязну в други ямы-подкопы глубокие,— А я с других ям-то ведь повыскочу, А тебя, Ильи Муромца, й повыздыну; Я й прогрязну в третьи ямы-подкопы глубокие,— Я ведь с третьих ям да как-нибудь повыскочу, А тебя, Ильи Муромца, не выздыну». Разгорелося сердце й у богатыря,
430	А у старого ль казака Ильи Муромца,
	Говорит тут он да й таковы слова: «Ах ты волчья сыть да и травяной мешок! Ты оставить хочешь в ямах во глубокиих». Он берет тут в руки плеточку шелковую, Он тут бил коня да й по тучной бедры, Первый раз он бил коня между ушей, А давал удары всё тяжелые. Его й добрый конь тут богатырский
440	По чисту полю он стал поскакивать,
	Не в пример он зло поехал по чисту полю, Он прогрязнул в первы ямы-подкопы глубокие,— А он с первых ям еще й повыскочил Да й казака Илью Муромца й повыздынул; Он прогрязнул в други ямы-подкопы глубокие,— А он с других ям еще й повыскочил Да й казака Илью Муромца повыздынул; Он прогрязнул в третьи ямы-подкопы глубокие,— С третьих ям конь еще й повыскочил,
450	А казака Ильи Муромца й не выздынул,
	Он свернулся с седелышка черкальского, А упал в ямы-подкопы глубокие. Не могли захватить коня й татарова, Тут нападали татарова й поганые Да й сковали Ильи да й ножки резвые, Да й связали Ильи да ручки белые, Да й хотели срубить буйну й головушку. Говорят тут татарова поганые:
460	«Не рубите как ему буйно́й головушки,
	Это есть богатырь святорусский. Вы сведемте его к собаке царю Калину, Что он знает — над ним дак то пусть и делает». Повели тут дуродня добра молодца А к тому собаке царю Калину, Приводили к собаке царю Калину А вот оне да и во бел шатер, Говорит собака ли царь Калина: «Ай же ты стерва й молодой щенок!
470	Напускаешь ты й на рать-силу великую,
	А ведь сила есть тут очень сильняя, Воины ведь есть могучие, Есть три подкопа подкопаны глубокие. Ай же старый ты казак да Илья Муромец! Не служи-ка ты князю ведь Владимиру, Ничего ведь вы от князя не предвидите, А служи ты мне, собаке царю Калины,— Положу я тебе ествушку й сахарнюю,
480	Положу я тебе питьвица медвяные,
	Я дарить буду й дáры драгоценные». Говорит собака ли царь Калина: «А раскуйте-ка Ильи вы ножки резвые, Развяжите-ка Ильи да ручки белые». Расковали Ильи да ножки резвые, Развязали Ильи да ручки белые, Старый казак тут Илья Муромец А вставал молодец на резвы ноги, Говорит тут он да й таковы слова:
490	«Ай же ты собака ли царь Калина!
	У меня сделаны заповеди великие, Что служить мне князю-то Владимиру, Сохранять мне надо стольний Киев-град, Сберегать я й буду церквы божие, Сохранять буду веру православную, Сберегать буду князя Владимира». Так тут старый казак Илья Муромец Повернулся он тут в шатри белоем
500	Да й пошел в раздольице в чисто поле.
	Говорит собака ли царь Калина: «Ай же мои вы слуги верные! Вы скуйте-ка Ильи да й ножки резвые, Вы свяжите Ильи да й ручки белые». Тут нападали татарова поганые На того ль казака Илью Муромца, А тут старый казак да Илья Муромец Он схватил татарина как за ноги, Он как стал татарином помахивать,
	Он тут стал татар да й поколачивать,
	А татары от него да й стали бегати. А он бросил татарина тут в сторону Да й пошел в раздольице й чисто поле. Пригодились быть при себе свистки да й богатырские, Засвистал в свистки он богатырские — Его добрый конь тут богатырский Прибежал он из чиста поля А со всею сбруей богатырскоей. А тут старый казак да Илья Муромец
520	Он берет коня за поводы шелковые,
	Садился молодец тут на добра коня Да й поехал по раздольицу й чисту полю. Он вскочил на гору й на высокую, Посмотрел в восточную сторонушку,— А во той восточноей сторонушке А стоят кони богатырские У того ли они да й у бела шатра, Так тут старый казак да Илья Муромец
530	Выходил на матушку й сыру землю,
	Скоро й тугой лук разрывчатой отстёгивал От правого ль стремечки булатнего, Натянул тетивочку шелковую, Наложил он стрелочку каленую, Говорил Илья да й таковы слова: «Ты просвистни, моя стрелочка й каленая, А во славное раздольице чисто поле, А пади-ка ты да й в этот бел шатер, А ты выхвати крышку со бела шатра,
540	Да й пади Самсону на белы груди,
	Выхвати цапеньку й немалую, А немалую цапенку, невредимую». Да й спустил он тетивочку шелковую А во эту стрелочку каленую, Тут просвистнула его стрелочка каленая Она й выхватила крышку со бела шатра, Она пала Самсону на белы груди. У того ль Самсона у богáтыря
550	Пригодился быть да крест на вороте,
	Крест на вороте да й ровно три пуда. Пробудился он от звону от крестового, Да й вскочил Самсон тут на резвы ноги, Говорит Самсон тут таковы слова: «Ай же мои братьица крестовые, Вы богатыри да святорусские! Вы вставайте, братцы, на резвы ноги Да й седлайте коней богатырскиих: Прилетели нам гостинички-подарочки
560	От моего крестничка любимого,
	А от старого казака Ильи Муромца. А его ведь стрелочка каленая Выхватила крышку й со бела шатра, Вы поедемте в раздольице в чисто поле, Постоимте за веру, за отечество, Верно — мало ему в поле можется. Сохранимте мы да стольний Киев-град, Сохранимте мы да й церквы божие,
570	Сберегёмте мы князя й Владимира».
	Тут удалые дуродни добры молодцы Оседлали коней богатырскиих, А садились на коней богатырскиих, А поехали в раздольице й чисто поле, А ко этой ко рать-силе великоей. А старый казак тут Илья Муромец Он тут смотрит с горы высокоей, А куда поедут эти двенадцать да й богатырей А ко рать ли силе ко великоей,
580	Аль во то́е во раздольице чисто поле.
	Тут поехали двенадцать-та й богатырей А тут старый казак да Илья Муромец Он поехал наперелуч тринадцатый. Оны съехались тут, поздоровались, Становили добрых коней богатырскиих, Оны делали сговор между собой, Как же им побить литва поганая. Говорит старый казак да Илья Муромец:
590	«Ай же мои братьица крестовые,
	А ведь сила есть тут очень сильная, А ведь воины тут есть могучие, Поляницы есть тут разудалые, Есть три подкопа подкопаны глубокие». А просили себе да й бога на помочь, Пречистую пресвятую богородицу. Припускали добрых коней богатырскиих
600
	Стали силы с крайчика й потаптывать, А куда поедут — падёт улицмы, Перевернётся—дак переулкамы. Оны вытоптали силушку, повыкололи, А оне его да ведь и в плен брали. Говорят удалы добры молодцы: «А отрубимте собаке буйну й голову». Говорит старый казак да Илья Муромец:
	«Ай же мои братьица крестовые,
	Вы богатыри да й святорусские! Не рубите ему буйноей головушки, А свеземте его да й во стольний Киев-град — Что он знает над ним, так то пусть делает». Привозили тут собаку Калина А во тот во стольний Киев-град А ко ласковому князю ко Владимиру.
620	«Ты Владимир да й князь стольне-киевский!
	Привезли тебе царя Калину,— Что ты знаешь над ним, да то и сделаешь. Мы разбили в раздольице чистом поли». Говорит тут князь Владимир таковы слова: «Благодарствуй вас, могучие богатыри, Что стояли вы за славный стольний Киев-град, Сберегли меня, князя Владимира».
630	А того собаку царя Калину
	Отпустил во славну во темну́ Орду.