Хотен Блудович
|
Вар. к 7—29 |
Честная вдова Блудова жена Наливала чару меду сладкого, Подносила честной вдовы Часовой жены И за той за чарочкой посваталась На честной на девицы на Чайной Часовичной. И честная вдова Часовая жена Была ёна баба богатая, Богатая баба, занослива, Занослива баба, упрямая,— Эти ей речи не слюбилися, Взяла ёна чару в свои ручи́ И вылила чару во ясны очи Честныя вдовы Блудовой жены, Сама говорила таковы слова: «Моя ли Чайная Часовична Сидит-то во тереме высокоем, Ее красное солнышко не обпечет, Буйные ветры не оввеют, Частые дожжички не обмочат, Добрые людюшки не обгалчат. А есть у меня девять сыновей, А у Чайной Часовичной девять братце́в: Выедут Часовичи во чисто́ поле, И полонят Хотёнку во чистом поле, И привяжут Хотенку к стремени седяльному, И приведут Хотенку на свой-то двор; Захочу — его кладу во повары, Захочу — кладу его во конюхи, Захочу — продам на боярский двор». |
| Вар. к 86—296 II |
А Фатенышку слова эти не понравились, Ретиво его сердце да загорелося, Очи ясны его да возмутилися, Говорит-де Фатенко таково слово: «Уж ты ой еси, моя да родна матушка! А ты дай мне-ка тако благословленьицо,— Я поеду-де нонь да на добром кони, Уж я вызову у Марины да поединщика; У Марины поединщика не окажется, А защитника у Марины да не отыщется — Сворочу я ей дом да по окошечки, Уведу я у ней да дочерь Аннушку». А дала ему-де мати благословленьицо. Кабы скоро Фатенушко сряжается, Але скоро Фатенко сподобляется, Он берёт с собою приправу молодецкую, Але сбруню с собой да богатырскую, Але с матушкой Фатенко да нынь прощается. Уж поехал Фатенко нынь ко городу, Приезжат он к Марины да к Чусовой вдовы, А скрычал-де Фатенко да ярым голосом, Ярым голосом скрычал да во всю голову: «У ты ой еси, Марина да Чусова вдова! Ты отдашь ле за меня да дочерь Аннушку? А добром не отдашь, дак я боем возьму, А великой-де дракой, да кроволитием,— Сворочу я твой дом да по окошечки, Уведу у тя я да дочерь Аннушку». А Марина-то ведь с тих же слов спугалася, Приходила она да ко окошечку, Говорила ле она да таково слово: «Уж ты дай мне-ка строку да на полсуточёк, Я найду-де с тобой да поединщика». А брала она-де в руки золоты ключи, Отмыкала свои да кованы ларчи, А брала-де она да золоту казну, Уж не много, не мало — да сорок тысячей, А пошла она, Марина, да вдоль по городу, А зашла она-де нынь да на царёв кабак, Говорила-де Марина да таково слово: «Уж вы ой еси, робята да добры молодцы! Я зашла-де искать да поединщика, Накликат-де у мня право Фатенушко: » Але голи ти они право охотники, А любители таки они на деньги ти. Вынимат она много да золотой казны, Подпоила она да добрых молодцов, А взяла-де с собой она зелена вина, Откупила-де бочку да сороковочку, Повезла эту бочку да на чисто полё; Кабы много молодцов идет, много множество, Кабы вывезла сороковку да там ведь на полё, Кабы много они брали да стеги-а́ншпуки, А с Фатенком стоять хотят поединщиком. Как толпой они на Фатенушка да изурезались, Попленить-де, побить хотят добра молодца. Уж Фатенко сидел да на добром кони, Але прижал он своего да коня доброго, Разгонился-де он да на добром кони, Он машот-де палицей буевою, Але топчёт-де много да конем добрыим, Он куды-де махнет — дак лежит улица, — дак лежат площади. Он прибил-притоптал всех добрых молодцов, А оставил едва да так на семена. А поехал к Марины да к нову терему, Закрычал кабы он да ярым голосом: «Уж ты ой еси, Марина Чусова вдова! Ты отдай-де мне да поединщика, А не то уведу я дочерь Аннушку». У Марины-то ведь было девять дочерей, Уж сидели у Марины да во гостях они, Говорила Марина своим зятевьям: «Уж вы ой еси, мои да девять зятевьей! Помогите вы нынь да моему горю». Говорят-де Марины да девять зятевьеи: «Уж не можом мы с Фатенком стоять поединщиком — От Фатенка нам смерть да будет лютая». А Маринка-то ле да осержалася: «Уж я лучше бы родила да девять камней, Але бросила бы камни во синё морё, Кабы в море эти камешки да выросли, А бежали бы корабельщики по морю, Набежали на эту бы кошечку, А разбило бы этих корабельщиков,— Кабы легче было моёму ретиву сердцу». Кабы тут ле Марина смоталася. Не могла она приискать да поединщика, Не отыскалося никого у ей защитника. Уж разъехался Фатенко на добром кони, Своротить у ей хочет нонь высок терем. А во ту пору было, право во то время, А сидели у Марины девять зятевей, Выходили они право на улицу, Извинялися Фатенку, да низко кланялись: «Заходи-де, пожалуй ты да к нам в гости, Хлеба-соли-де ись да перевару пить, А затем-то у нас да чего бог послал. Отдадим-де за тя да красну девушку, Красну девушку за тя, да дочерь Аннушку» |
| Вар. к 86—296 |
Взял-то матушку за белы руки, Привел ю во поселышко вдовиное, Сам седлал добра коня богатырского, Брал с собой служку Панюточку И поехал во раздольице чисто поле. Уснул Хотён во крепкий сон, Сам наказывал служке Панюточке: «Ты гляди,— как поедут двенадцать братьицев родимыих Станут они как призарыскивать — Ты буди меня со крепка сна». Как увидел Панюточка двенадцать братьицев родимыих Он садился на добра коня богатырского, Поехал стрету тым братьицам родимыим. Трех-то братьицев конем потоптал, Трем-то братьицам голову срубил, Шестерых-то братьицев во полон взял, Приводил к Хотёнушку Блудовичу, А сам говорил таковы слова: «Ай же ты Хотен честно-Блудов сын! — Я сработал-то твою работушку». Говорил Хотён честно-Блудов сын: «Не свою ты работушку работаешь,— Ты столько знай щи, каша варить, Щи, каша варить да меня кормить». Садились они на добрых коней, Повезли шестерых Часовых сыновей, И приехали-то к ней поселышку, Ко ее палатам белокаменным. Он ударил по вереям по булатныим И вскричал громкиим голосом: «Ах ты зла баба зубатая! Отдавай-ка дочушку Офимьюшку. Захочу, Офимью за себя возьму, Захочу, Офимью за служку отдам, за Панюточку. А возьми-ка на выкуп своих детушек, Первую мису наклади злата, серебра. Другую мису скатна жемчуга, Третью мису каменья драгоценного». Накладала мису злата, серебра, Другую мису скатна жемчуга, Третью мису каменья драгоценного, Приносила-то ко солнышку ко Владимиру, Говорила сама таковы слова: «Ай же ты солнышко Владимир стольно-киевский! Ты прими-ка даровья драгоценные. Дай-ка мне силушки шесть полков Поймать молода Хотёна честно-Блудова». Владимир-князь стольно-киевский Принимал даровья драгоценные, Давал ей силушки шесть полков. И пошли они воевать со Хотёнкою. А попал Хотён честно-Блудов сын Со своим со служкою с Панюточкой На тыи полки на княженецкие, Вскричал-то он громким голосом: «Ай же ты силушка княженецкая! Вы свяжитесь на кушачики шелковые по десяточку, Кричите-тко сами во всю голову: „Ай же ты Владимир стольно-киевский! Как твоя-то силушка полонена — Полонил-то млад Хотён честно-Блудов сын"». Молодой Хотён честно-Блудов сын Приезжал к тому поселушку ко вдовиному, Скричал-то громким голосом. Все околенки хрустальны порассыпалнсь. Все полочки дубовые повыдались, Все маковки на терему повыломались. Молода-то Офимьица Часовая дочь Сидит она (...................................), Не может приопомниться от того покрику богатырского. Этая зла баба зубатая Часовая жена Накладала мису злата, серебра, Другую мису скатна жемчуга, Третью мису каменья драгоценного, Несла-то ко князю ко Владимиру: «Ах ты солнышко Владимир стольно-киевский! Назовись моей Офимьюшке родником ,Чтоб взял Хотён Офимью замуж за себя». Призывал Владимир стольно-киевский Молода Хотёна честно-Блудова, Говорил Владимир таковы слова: «Что же ты, Хотёнушка честно-Блудов сын, Над моей роденькой насмехаешься, Над Офимьюшкой, ближнею племницей? А возьми-ка Офимью замуж за себя». Молодой Хотён-от догадается, Он ставил копье долгомерное во сыру землю, Сам говорил таковы слова: «Ах ты солнышко Владимир стольно-киевский! Когда Офимья тебе ближняя племница ,Обсыпь-ка ты мое копье долгомерное Златом, серебром, каменьем драгоценныим, И давай-ка още города с пригородкамы. Давай-ка села со приселкамы». Солнышко Владимир пораздумался: «Кто от беды откупается, А Владимир сам на беду накупается». Обсыпал он копье-то долгомерное Златом, серебром, каменьем драгоценныим, И давал за ней города с пригородкамы, И давал още села со приселкамы. Тут заводили они пированьице — почестей пир, Принимали со Офимьюшкой златы венцы. |
| Вар. к 86—296 IV |
То Хотёнышку не показалося, Скоро шел да на широкой двор, Седлал, уздал да коня доброго. Скоро он поехал во чисто́ полё Идет Хотён из чиста́ поля́, Голосом кричит да шляпо́й машот: «Здравствуй-ка, ты теща гордливая, Да здравствуй-ка, ты теща ломливая! Стречей-кася ты зетя уродища,— Да тот ли по за́полям уродуёт, ». Как попер молоде́ц дом копьем, тупым концом, Да тот ли дом он по окнам снял. Приходила молода вдова Часова жона, Говорила Катеринуши Часовичны: «Что это, чадо моё милоё,— Кажись, не было в поле ни ветра, ни вехоря, А наш-от дом ведь по окнам снят?» Отвечала Катеринуша своёй матери: «Ой ты матушка моя ро́дная! Из чиста́ поля́ шел доброй молодец, Голосом крычал да и шляпой махал, А сам-от он да выговаривал: «Здравствуй-ка, ты теща гордливая, Да здравствуй-ка, ты теща ломливая! Стречей-кася ты зетя уродища,— Да тот ли по заполям уродуёт, Стрелят сорок, ворон да за чужим двором». Да попер молоде́ц дом копьем, тупым концом, И дом-от он ведь по окнам снял, ». Скоро-наскоро вдова тут догадалася. Что дороднё-доброй молодец не кто другой, Как Хотёнышко Блудов сын; Еще скоря того пошла она к своим сынам,— — Приносила им жалобу на Хотёныша: «Ой же вы еси, сыны добры молодцы! Подьте да захватите сына Блудова, Приведите его мне пред ясны очй». ́т сыны добры молодцы: «Ой ты наша ро́дна матушка! Нам ведь у Хотёна взеть-то нечего». Молодой вдовы то не показалося: «Кабы было у меня девять зе́тевьёв, ». Да не стали тут добры молодцы Отзываться от своей родной матери И поехали внагон за Хотёнышком. Спит Хотён во бело́м шатри, Наезжали молодцы да близ шатра. Добры кони стоптали копытами громко-на́громко. От того Хотён и пробужается, Да недолго Хотён тут сряжается, И поехал к молодцам насупротив: Троих молодцов копьем сколол, Да троих молодцов конем стоптал, Да еще троих к стремени привязал. И крычал он гласом громкиим: «Здравствуй-кася, ты молода жона, Молода жона, да Часова жона! Выкупай-ка ты своих добрых молодцов: Да троих я конем стоптал, Да еще троих к стремени привязал. Коли выкупишь, дак живых спущу, А не выкупишь, дак смерти предам». — На тарелку клала золота, Да на дру́гу скатна женчуга, А на третью — ширинку золочёную, И нызывала его зятем родныим. И отсек своему коню голову, Выливал черево лошадиное, Залезал он сам в кониноё черево. Прилетали тут два ворона, А спрого́ворит-то ворон младшие: «Бачко, нам бог обед послал». А ответ дёржал ворон старшие: «Нет, малой, тут обман ведь есь». Начал ворон покыркивать, Да начал и черево поклюивать. Ухватил тут ворона Хотёнышко за ногу. Тут и старой ворон заоблётывал, Просит малого выпустить. Отвечал Хотён таковы слова: «Ой жо ты ворон старшие! Принеси-тко мне-ка воды жи́выя. — Втогды выпущу вороненыша». Полетел как ворон старшие За тридевять земель, за тридевять морей, За водой жи́вою, да за водой мертвою. Прилетел ворон с водой мертвою, Отдавал Хотёнышу во белы руки́ — Втогда спустил он ворона младшого. Водой живою обрызгал коня мертвого — Водою мертвою стал обрызгивать — Конь ёго стал уж на ноги. И сел молодец на добра коня, И поехал оживлять своих шурьяков. И поехал к палаты белокамённой. Стали сочинять свадьбу брачную Собирались идти ко божьим церквам, Принимать венцы да пресветлые, Так женился Хотен на Катеринуше, Со того времени зачался почестён пир. |