Кумулятивная сказка
I
В каждой науке есть маленькие вопросы, которые, однако, могут иметь большое значение. В фольклористике один из таких вопросов — это вопрос о кумулятивных сказках. Круг проблем, связанных с изучением этих сказок, очень широк. Одна из них — проблема научной классификации и каталогизации произведений народной прозы.
По вопросу о том, какие сказки называть кумулятивными, до сих пор царит разнобой. А. Аарне этого термина не применял.81 Н. П. Андреев, переводя на русский язык указатель сказочных сюжетов Аарне и дополняя его новыми типами, внес от себя один сводный тип под шифром *2015 (2016, 2018), озаглавив его так: «Кумулятивные (цепные) сказки разного рода» (Андр. 2015 I). Указано всего три примера, причем ссылок на великорусские сборники нет. Андреев не видел русских кумулятивных сказок.
В 1928 году американский ученый Stith Thompson перевел указатель на английский язык и дополнил его. Здесь для кумулятивных сказок предусмотрено уже 200 номеров (2000—2199, Cumulative Tales). Не все номера действительно заполнены, указано 22 типа. Эти номера сохранены в последнем издании этого указателя, вышедшем в 1964 году. Здесь заполнены уже почти все предусмотренные номера (АТ 2009—2075).
Указатель Аарне-Томпсона полезен как эмпирический справочник об имеющихся типах сказок. Он переведен на множество языков, и наличие единой международной системы облегчает ориентировку. Вместе с тем, однако, указатель этот определенно вреден, так как внушает путаные и совершенно неправильные представления о характере и составе сказочного репертуара. Совершена элементарная логическая ошибка: рубрики установлены по не исключающим друг друга признакам, вследствие чего получается так называемая перекрестная классификация. Так, например, рубрика сказок о животных выделена по характеру действующих лиц, рубрика волшебных сказок — по характеру повествования, по стилю. В числе волшебных предусмотрены такие сказки, как «сказки о чудесном противнике» и «сказки о чудесном помощнике». Но как быть со сказками, в которых чудесный помощник помогает в борьбе с чудесным противником? Эта ошибка пронизывает собой весь указатель.
Появление в последних изданиях рубрики кумулятивных сказок вносит еще новый принцип: эти сказки выделены не по характеру действующих лиц, они выделены и определены по своей композиции.
Полагаю, что сказки должны определяться и классифицироваться по своим структурным признакам. В книге «Морфология сказки» была сделана попытка выделить по структурным признакам разряд сказок, обычно называемых волшебными.82 Можно предположить, что принцип определения сказок по структурным признакам может быть положен в основу будущей научной классификации сказок вообще; в этих целях необходимо изучить различные типы сказочных структур. Кумулятивные сказки в последних изданиях каталога Аарне-Томпсона определены именно по характеру их структуры. Здесь нащупан правильный путь, но он только нащупан. Фактически вопрос о том, какие сказки назвать кумулятивными, остается неясным, и этим объясняется, что большое количество кумулятивных сказок рассеяно по другим разделам и наоборот: не все сказки, включенные в разряд кумулятивных, действительно к ним принадлежат. Система Аарне с ее перекрестной классификацией не дает возможности точного и однозначного выделения и определения жанров: попытки переводчиков внести в этот указатель различные коррективы носят компромиссный характер. Здесь нужны не коррективы, нужна по существу новая система классификации, построенная на изучении поэтики сказки.
единства и ясности. В указателе Аарне, обработанном Томпсоном, есть термин «кумулятивная сказка», но нет определения того, что под этим подразумевается. Множество кумулятивных сказок, как указано, рассеяно по другим группам (особенно много их в разряде сказок о животных) и напротив: многие сказки, помещенные в раздел кумулятивных, в действительности не являются таковыми. Такое положение отражает неясность этого вопроса в современной фольклористике.
Литература, посвященная кумулятивным сказкам, довольно велика, но общепринятого определения этого понятия нет. История изучения превосходно изложена в книге М. Хаавио.83 Как велик, однако, еще разнобой в понимании сущности этого вида сказок, видно хотя бы по статье в «Handwörterbuch des deutschen Märchens», где Taylor, автор статьи «Formelmärchen»84, говорит о кумулятивных сказках, что они возникают на основе кошмаров, виденных во сне.85 И это — при огромной эрудиции автора в фактическом материале. Критиковать такую точку зрения нет необходимости.
дать более или менее точную характеристику этого жанра в пределах одной национальной культуры.
Если этот опыт окажется удачным, он может быть приложен к изучению творчества других народов, что создаст основу для всестороннего сравнительно-исторического изучения этого жанра и позволит несколько продвинуть вопрос о научной классификации и каталогизации сказок.
Основной художественный прием этих сказок состоит в каком-либо многократном повторении одних и тех же действий или элементов, пока созданная таким способом цепь не порывается или же не расплетается в обратном убывающем порядке. Простейшим примером кумулятивной сказки может служить русская сказка «Репка» (на содержании которой можно не останавливаться). К этой сказке вполне применимо немецкое обозначение Kettenmarchen — цепные сказки. В целом, однако, это название слишком узкое. Кумулятивные сказки строятся не только по принципу цепи, но и по самым разнообразным формам присоединения, нагромождения или нарастания, которое кончается какой-нибудь веселой катастрофой. В английском языке они относятся к разряду formula-tales и именуются cumulative, accumulative stories, что связано с латинским словом cumulare — накоплять, нагромождать, а также усиливать. В немецком языке кроме термина Kettenmärchen есть более удачный термин Häufungsmärchen — нагромождающие сказки или Zählmärchen— перечисляющие сказки. Во французском языке они называются randounées (собственно «кружащие вокруг одного места»). Специальное обозначение для этих сказок выработалось не во всех языках. Приведенные примеры показывают, что всюду в разных словах говорится о некотором нагромождении. В разнообразном в своих формах нагромождении и состоит весь интерес и все содержание таких сказок. Они не содержат никаких интересных или содержательных «событий» сюжетного порядка. Наоборот, самые события ничтожны (или начинаются с ничтожных), и ничтожность этих событий иногда стоит в комическом контрасте с чудовищным нарастанием вытекающих из них последствий и с конечной катастрофой (начало: разбилось яичко, конец — сгорает вся деревня).
В первую очередь мы сосредоточим внимание на композиционном принципе этих сказок. Необходимо, однако, обратить внимание и на словесный наряд их, а также на форму и стиль исполнения. В основном можно наметить два разных типа кумулятивных сказок. Одни по образцу английского термина formula-tales можно назвать формульными. Эти сказки — чистая формула, чистая схема. Все они четко делятся на одинаково оформленные повторяющиеся синтаксические звенья. Все фразы очень коротки и однотипны. Сказки другого типа тоже состоят из одинаковых эпических звеньев, но каждое из этих звеньев может синтаксически оформляться различно и более или менее подробно. Название «формульные» к ним не подходит, хотя они по композиции относятся к кумулятивным. Они рассказываются эпически спокойно, стилем волшебных или других прозаических сказок. Образцом этого вида кумулятивных сказок может служить сказка «Мена». Герой меняет лошадь на корову, корову на свинью и т. д., вплоть до иглы, которую он теряет, так что домой он приходит ни с чем (Андр. 1415, АТ 1415). Эти сказки в отличие от «формульных» можно назвать «эпическими». Композиционный принцип (кумуляция) в обоих случаях один и тот же, и этим объясняется, что иногда «формульная» сказка может рассказываться эпически и наоборот. Но в общем можно все же отметить, что каждый тип тяготеет к той или другой исполнительской технике.
Нужно еще упомянуть, что формульные сказки могут принимать не только стихотворную, но и песенную форму. Такие сказки можно встретить не только в сборниках сказок, но и в сборниках песен. Так, например, в песенном сборнике Шейна «Великорусе в своих песнях, обрядах, обычаях...» (1898) есть песни, композиция и сюжет которых основаны на кумуляции. Их следует включить в указатели кумулятивных сказок. Здесь можно указать, что и «Репка» была записана как песня.
события или очень обычной в жизни ситуации: дед сажает репку, баба печет колобок, девушка идет на реку выполаскивать швабру, разбивается яичко, мужик нацеливается в зайца и т. д. Такое начало не может быть названо завязкой, так как действие развивается не изнутри, а извне, большей частью совершенно случайно и неожиданно. В этой неожиданности — один из главных художественных эффектов таких сказок. За экспозицией следует цепь (кумуляция). Способов соединения экспозиции с цепью чрезвычайно много. Приведем несколько примеров, не стремясь пока ни к какой систематизации. В упомянутой сказке о репке (Андр. 1960 *Д I) создание цепи вызвано тем, что репка сидит в земле очень крепко, ее невозможно вытащить, и зовут все новых и новых помощников. В сказке «Терем мухи» (Андр. *282) муха строит терем или поселяется в какой-нибудь брошенной рукавице или в мертвой голове и т. д. Но вот один за другим в нарастающем порядке величины являются звери и напрашиваются в избушку: сперва вошка, блошка, комар, затем лягушка, мышка, ящерица, далее — заяц, лисица и другие звери. Последним является медведь, который кончает дело тем, что садится на этот терем и всех раздавливает.
В первом случае («Репка») создание цепи мотивировано и внутренне необходимо. Во втором случае («Теремок») никакой логической необходимости в появлении все новых и новых зверей нет. По этому признаку можно бы отличать два вида этих сказок. Преобладает второй — искусство таких сказок не требует никакой логики. Однако для установления видов кумулятивных сказок это различие не имеет существенного значения, и мы его делать не будем.
Принципы, по которым наращивается цепь, чрезвычайно разнообразны. Так, например, в сказке «Петушок подавился» (Андр. *241 I; AT 2021А) мы имеем ряд отсылок: петушок посылает курочку за водой к реке, река посылает ее предварительно к липе за листом, липа — к девке за нитками, девка — к корове за молоком и т. д., причем никакой логики в том, какие персонажи за какими предметами посылаются, нет: река, например, посылает за листьями и т. д. Логика здесь не нужна, и ее не ищут и не требуют. Другие сказки построены на ряде мен или обменов, причем мена может происходить в нарастающем порядке от худшего к лучшему или, наоборот, в убывающем — от лучшего к худшему. Так, сказка «За курочку уточку» повествует о том, как лиса за якобы пропавшую у нее курочку (которую она сама же съела) требует гусочку, за гусочку — индюшечку и т. д. — вплоть до лошади (Андр. 170, АТ 170). Наоборот: в уже упомянутой сказке «Мена» обмен происходит от лучшего к худшему. Мужик, заработав слиток золота, меняет его на лошадь, лошадь на корову, корову на свинью и т. д. вплоть до иголки, которую он теряет, и приходит домой ни с чем. Нарастающий обмен может происходить в действительности или о нем только мечтают. Мужик, прицеливаясь из ружья в зайца, мечтает, как он его продаст, как на вырученные деньги он купит поросенка, потом корову, затем дом, потом женится и т. д. Заяц убегает (Андр. 1430 *А). В западноевропейской сказке сходно мечтает молочница, неся на голове для продажи кувшин молока. Кувшин она роняет на землю, он разбивается, а вместе с ним разбиваются и все ее мечты (АТ 1430).
волк просит положить на сани лапу, другую, третью, четвертую. Когда он кладет в сани еще и хвост, сани ломаются (Андр. 158, АТ 158). Обратный случай: назойливую козу, занявшую избушку зайчика, не могут выгнать кабан, волк, бык, медведь. Выгоняет ее комар, пчела, еж (Андр. 212).
Особый вид представляют собой сказки, построенные на создании цепи из человеческих тел или тел животных. Волки становятся друг на друга, чтобы съесть портного, сидящего на дереве. Портной восклицает: «А нижнему больше всех достанется!». Нижний в страхе выбегает, все падают (Андр. 121, АТ 121). Пошехонцы хотят достать воды из колодца. На колодце нет цепи, они вешаются друг за друга. Нижний уже хочет зачерпнуть воды, но верхнему тяжело. Он на миг отпускает руки, чтобы поплевать в них. Все падают в воду (АТ 1250).
подымают вой, но выражают свое отчаяние каким-нибудь нелепым поступком: рвут церковные книги, звонят в колокола и пр. Дело кончается тем, что сгорает церковь или даже вся деревня (Андр. 241 III).
Жалостливая девка идет к реке выполаскивать швабру. Глядя на воду, она рисует себе картину: «Если рожу сына — утонет». К ее плачу присоединяется баба, мать, отец, бабка и т. д. Жених покидает ее (Андр. 1450, АТ 1450).
К кумулятивным сказкам можно причислить и такие, в которых все действие основывается на различных видах комических бесконечных диалогов. Примером может служить сказка «Хорошо да худо». Горох редок уродился — худо, редок да стручист — хорошо и т. д., без особой связи между звеньями (Андр. 2014).
Обладая совершенно четкой композиционной системой, кумулятивные сказки отличаются от других и своим стилем, своим словесным нарядом, формой своего исполнения. Надо, однако, иметь в виду, что по форме исполнения имеются, как указывалось, два вида этих сказок. Одни рассказываются эпически спокойно и медленно, как и всякие другие сказки. Они могут быть названы кумулятивными только по лежащей в их основе композиции. Такова уже упомянутая нами сказка «Мена», которая обычно относится к новеллистическим, или сказка «За скалочку уточку», в указателях относимая к сказкам о животных. К таким же «эпическим» принадлежат сказки о глиняном пареньке, который все на своем пути съедает, о мечтательной молочнице, о цепи обменов от худшего к лучшему или от лучшего к худшему, упомянутые выше.
Другие сказки обладают типичной только для них и характерной техникой повествования. Нагромождению или наращиванию событий здесь соответствует нагромождение и повторение совершенно одинаковых синтаксических единиц, различающихся лишь обозначением все новых и новых синтаксических субъектов или объектов или других синтаксических элементов.
все предыдущие. В качестве примера такого типа может служить сказка «Терем мухи». Каждый новоприбывший спрашивает: «Терем-теремок, кто в тереме живет?» Отвечающий перечисляет всех пришедших, т. е. сперва одного, потом двух, потом трех и т. д. В этом повторении и состоят основная прелесть этих сказок. Весь смысл их — в красочном, художественном исполнении. Так, в данном случае каждый зверь характеризуется каким-нибудь метким словом или несколькими словами, обычно в рифму (вошь-поползуха, блоха-попрядуха, мыш- ка-норышка, мушечка-тютюрушечка, ящерка-шерошерочка, лягушка-квакушка и т. д.). Исполнение их требует величайшего мастерства. По исполнению они иногда приближаются к скороговоркам, иногда поются. Весь интерес их — это интерес к колоритному слову как таковому. Нагромождение слов интересно только тогда, когда и слова сами по себе интересны. Поэтому такие сказки тяготеют к рифме, стихам, консонансам и ассонансам, и в этом стремлении исполнители не останавливаются перед смелыми новообразованиями. Так, заяц назван «на горе увертыш» или «на поле сверстень», лисица — «везде поскокишь», мышь — «из-за угла хлыстень» и т. д. Все эти слова — смелые и колоритные новообразования, которые мы тщетно будем искать в русско-иностранных словарях.
Такая словесная колоритность этих сказок делает их излюбленным развлечением детей, которые так любят новые, острые и яркие словечки, скороговорки и т. д. Европейские кумулятивные сказки с полным правом могут быть названы детским жанром по преимуществу.
Кумулятивными можно назвать только такие сказки, композиция которых сплошь основана на обрисованном принципе кумуляции. Наряду с этим кумуляция может входить как вставной эпизод или элемент в сказки любых других композиционных систем. Так, например, элемент кумуляции имеется в сказке о царевне Несмеяне (Андр. 559, АТ 559), где пастух смешит царевну тем, что магическими средствами заставляет прилипать друг к другу все новых и новых животных и людей, образующих целую цепь.
Мы не будем решать здесь проблему кумулятивных сказок исторически. Раньше чем делать такую попытку, необходимо дать научное описание материала не в пределах одной народности, а в пределах всего существующего международного репертуара. Следует подчеркнуть, что точное описание есть первая ступень исторического изучения и что пока не будет дано систематического научного описания жанра, не может быть поставлен вопрос об историческом и идеологическом изучении. Предсказывать способы и пути исторического изучения этих сказок мы здесь не будем. Такое изучение может быть только межсюжетным и международным. Изолированное изучение отдельных сюжетов или групп их к надежным общим результатам не приведет. Затронув вопрос о форме исполнения этих сказок, надо еще оговорить, что часть кумулятивных сказок рифмуется, иногда поется. Некоторые случаи с равным правом могут быть рассмотрены (и рассматриваются как исполнителями, так и собирателями) либо как песни и фигурируют в соответствующих сборниках, либо как сказки.
Сейчас, когда не сделана опись кумулятивных сказок, а часто они даже не осознаны как особый разряд, проблематика кумулятивных сказок не может быть разрешена с достаточной полнотой. Принцип кумуляции ощущается нами как реликтовый. Современный образованный читатель, правда, с удовольствием прочтет или прослушает ряд таких сказок, восхищаясь, главным образом, словесной тканью этих произведений, но эти сказки уже не соответствуют нашим формам сознания и художественного творчества. Они — продукт каких-то более ранних форм сознания. Мы в этих повествованиях имеем некоторое расположение явлений в ряд. Подробное международное историческое изучение этих сказок должно будет вскрыть, какие именно ряды здесь имеются и какие логические процессы им соответствуют. Примитивное мышление не знает времени и пространства как продукта абстракции, как оно вообще не знает обобщений. Оно знает только эмпирическое расстояние в пространстве и эмпирический отрезок времени, измеряемый действиями. Пространство и в жизни, и в фантазии преодолевается не от начального звена непосредственно к конечному, а через конкретные реально данные посредствующие звенья: так ходят слепые, перебираясь от предмета к предмету. Нанизывание есть не только художественный прием, но и форма мышления вообще, сказывающаяся не только в фольклоре, но и на явлениях языка. Но вместе с тем сказка показывает уже и некоторое преодоление этой стадии. Эти сказки у нас — удел детей, новых типов не создается. Искусство их рассказывания закономерно приходит в забвение и упадок, уступая место новым, более соответствующим современности формам повествования.
II
Перечисление это не преследует целей скрупулезной полноты. Цель нижеприведенного перечисления — оправдать высказанные теоретические положения и показать возможность расположения сказочного материала по типам композиции. В указателе Аарне сюжеты пересказываются как попало. Нужен, однако, не приблизительный пересказ, а нужно научное определение или сюжета или типа в результате анализа. Нужно выделение конструктивных элементов. Соответственно каждый устанавливаемый тип фиксируется следующим образом. Прежде всего формулируется экспозиция, т. е. начало, от которого нанизывается цепь. Определение экспозиции всегда укладывается в одно-два предложения (Дед посеял репку и т. д.). За ней следует кумуляция. Кумуляция вставляется нами в знаки повторения, заимствованные из нотописи (II: :). Сцепление звеньев, как уже говорилось, может быть двояким: при включении каждого нового звена повторяются (рассказчиком от себя или действующим лицом сказки в форме пересказа или хвастовства) все предыдущие звенья. Схема такой кумуляции: а+(а+Ь)+(а+Ь+с) и т. д. В таких случаях перед перечислением звеньев ставится слово respective (соответственно), что в данном случае означает: «после того, как заново перечислены все предшествующие звенья» (образец: «Петушок подавился»). Другая форма последовательности проще: звенья следуют одно за другим без повторения предыдущих звеньев по схеме а+Ы-с и т. д. (образец: «Глиняный паренек»). Развязка обычно также укладывается в одно-два предложения. Есть и такие случаи, когда развязки нет совсем: последнее звено цепи одновременно служит концом сказки.
Между экспозицией и развязкой имеется соответствие — позитивное или негативное. Петушок подавился, он посылает курочку за водой; следует кумуляция. Развязка — курочка приносит воды и спасает петушка; или она опаздывает, петушок уже издох. Иногда цепь не разрывается, а расплетается звено за звеном в обратном порядке, после чего дается развязка. В таком случае пишется: обратный ряд. Иногда с концом цепи сказка не кончается. Следует другая сказка (механическое присоединение) или данная же сказка имеет продолжение (органическое соединение), большей частью также кумулятивное. Такие части повествования обозначаются римскими цифрами I, II, III и т. д.
Для ясности повторяем, что по стилю можно установить два вида: формульные и эпические. Для каждой группы сказок указываются сперва формульные, потом эпические. Мы приведем образцы из составленного нами каталога.
I. Ряд отсылок или насылок
вызвана какой-либо бедой; пострадавший посылает за помощью. Первый встречный отказывает, посылает ко второму, второй — к третьему и т. д. Насылка (вдогонку) вызвана тем, что посланный не возвращается. За ним послан второй, который тоже исчезает, за ним третий и т. д. Они возвращаются все вместе, гонят друг друга.
Формульные
«Смерть петушка». Петушок подавился,: Он посылает курочку за водой к речке (resp. речка к липе за листом, липа к девке за нитками, девка к корове за молоком, та к сенокосцам за сеном, те к кузнецам за косой, те в деревню за углем. — Уголь добыт, обратный ряд): Курочка опаздывает, петушок подавился (вариант: курочка спасает петушка) (Андр. *241 I).
«Нет козы с орехами». Козел посылает козу за орехами.: Коза не возвращается. За козой посланы волки (resp. за волками медведь, за медведем люди, за людьми дубье и т. д. до бури. — Обратный ряд: буря идет воду гнать и т. д.): Вот коза с орехами (Андр. 2015, АТ 2015).
Данная формулировка представляет собой великорусскую формулу типа. Экспозиция у других народов иная: свинья нейдет домой (англ., польск), волк нейдет из леса (польск.) и др. Общая формулировка могла бы гласить:
Посланный (коза и др.) не возвращается.: За первым посылают второго (resp. за вторым третьего и т. д.). Обратный ряд: Посланный возвращается.
2 а. «Мыши нейдут горох брать». Просыпался горох. Хозяин зовет мышей подбирать. Ц: Мыши нейдут; на мышей насылаются коты (resp. на котов волки и т. д. Обратный ряд): Мыши идут горох подбирать.
корова не дает себя доить (англ.). В первом случае мы имеем беспрерывное движение. (Каждый новый посланный уходит, скрывается). Здесь же имеется полная неподвижность, и только обратный ряд дает последовательное движение всех подряд (на виду у слушателя).
II. Ряд (осуществленных или избегнутых) пожираний
Возможны 4 комбинации: негативная цепь дает положительный конец (съедение много раз избегается, но в итоге осуществляется); положительная цепь дает негативный конец (съедение много раз повторяется, но в итоге все выходят). Положительная цепь дает положительный конец (съедены все до одного персонажа). Негативная цепь дает негативный конец (ряд попыток не приводит ни к чему).
Формульные
3. «Колобок». Старуха печет колобок, он убегает.: Встречает зайчика (resp. волка, медведя, лисицу и др.), хвастает, что его не съедят.: Лиса его съедает (Андр. *296, АТ 2025).
4. «Глиняный паренек». Бездетные старики лепят из глины паренька.: Он съедает клубок с веретенцем, затем бабушку с копылком, дедушку с топорком, Катьку с ведром, баб с граблями и др.: Козел бодает паренька, глина рассыпается, все выходят (Андр. 333 *В, АТ 2028).
5. «Пых». Дед да баба, уходя, запрещают детям ходить в погреб — там Пых. II: Пых съедает Ваню (потом Маню, бабку, деда): Пых лопается (Карн. 34).
6. «Волк-дурень». Волк голоден.: Встречает и хочет съесть козла (затем барана, свинью, кобылу). Каждое животное по- своему расправляется с ним: Волк удовлетворяется падалью (Андр. 122, АТ 122).
Великорусский материал очень скуден и не дает полного представления об этой сказке, подверженной большим колебаниям. Отдельные звенья цепи могут фигурировать как отдельные сказки или входить в состав других сказок. Кроме приведенных элементов, в некоторых случаях имеется советчик, который после каждой неудачи советует волку взяться за другое животное. Советчиком может быть лиса, которая советами губит волка, или же им может быть бог; в таких случаях волк страдает по собственной глупости. Иногда действию предшествует предсказание: волк в этот день будет счастлив, так как на нем играло солнце и пр. В таких случаях первым звеном цепи служит кусок сала, которое волк не берет, так как он думает найти что-нибудь получше, веря в предсказание лисы. Иногда в качестве последнего звена фигурирует человек (портной), который избивает волка. В таких случаях иногда следует новая сказка, а именно «человек на дереве».
«Пение волка». Живут мужик и баба.: Ежедневно волк поет им хвалебную песнь. Ему отдают подряд всех овец (затем кошку, собаку, жеребенка, быка, парничка, бабку, деда): Мужик выходит сам, волк съедает и его (Андр. *162).
Сюда же можно отнести один случай, состоящий из нескольких цепей. Это «Звери в яме». В полной форме эта сказка состоит из четырех цепей. Она отнесена к разряду «поеданий» (одна из цепей), так как из остальных цепей две в других комбинациях не встречаются, а одна хотя и встречается в других, комбинациях, но носит лишь вводный характер.
8. «Звери в яме».
1. Набор. Свинья уходит из дому.: Присоединяется волк (затем заяц, белка, лиса и др.):
2. Падение в яму. Звери падают в яму (все сразу или последовательно).
«Кто тоньше, того съедим». Съедается заяц (затем белка, свинья, волк): Лиса остается одна.
4. Киса выбирается. Лиса видит гнездо дрозда.: Просит его накормить (затем напоить, насмешить, вытащить): Дрозд помогает лисе выбраться (Андр. 20 А, АТ 20 А). Сказка эта часто встречается в соединении с другими сказками. Последняя часть (4) может фигурировать как самостоятельная сказка (Андр. 56 *С). В указателях под № 21 приведен тип: животные съедают свои внутренности. Эго не тип, а подробность, которая встречается в пределах различных типов, в том числе и в данном. Под № 20 С приведено: Звери бегут от кончины мира или от войны. Это опять не тип, а одна из возможных мотивировок набора зверей. Есть и другие мотивировки: звери уходят богу молиться; уходят, так как их хотят зарезать, встречают друг друга.
III. Ряд мен или обменов
Мена может совершаться либо по восходящей линии (за худшее получено лучшее) или, наоборот, по нисходящей; она может совершаться в действительности, или о ней мечтают.
«Мена». Мужик награждается (за работу или услугу) золотом. II: По дороге домой он меняет золото на коня (затем коня на корову, корову на овцу и т. д. до клюки): Жена клюкой избивает мужа (АТ 1415).
В диалоге, который герой ведет с встречными, он изредка рассказывает о всех предыдущих менах а + (а + Ь) + (а + Ь + с). Сказка иногда усложняется утверждением героя, что жена встретит его миролюбиво. Он выигрывает пари и становится богатым.
10. «За курочку уточку, за уточку гусочку». Лиса (или баба) просится ночевать, дает на хранение лычко.: Утром за пропавшее (якобы) лычко требует ремешок (затем за ремешок курочку, за курочку уточку, дальше гуся, индюшку, барашка, овечку, коровушку, быка, лошадку): Уезжает на лошадке (Андр. 170, АТ 170).
Обычно следует сказка «Звери в санях» (Андр. 158, АТ 158). Сказка эта рассказывается как о лисе, так и о бабе. Лиса более уместна. Она за ночь съедает спорный объект, чем мотивируется ее требование, тогда как притязания бабы необоснованны.
11. «Воздушные замки». Мужик прицеливается в зайца.: Мечтает продать шкуру (далее купить свинку, на поросят приобрести дом; женитьба, дети): Спугивает зайца (Андр. 1430 *А, АТ 1430).
— великорусская формулировка типа. Исходный пункт (заяц, птица, горшок с молоком, медом, рисом, \ корзина с яйцами и пр.) может меняться, равно как и обстановка (на охоте, дома, по дороге на рынок). Абстрактная формулировка возможна, но она может быть дана только по специальном изучении этого типа.
12. «Ненасытная баба» (или «Золотая рыбка»). Мужик ловит золотую рыбку (или рубит в лесу волшебное дерево), которая просит отпустить ее и обещает выполнять все его желания.: Его жена желает иметь хлеба (затем избу, стать женой бурмистра, барина, полковника, генерала, царя, стать богом или морской царицей): Вновь в избе (или превращение в животных) (Андр. 555, АТ 555).
Сказка эта — исключительный пример ассимиляции волшебной сказки с кумулятивной. С одной стороны, это типичная волшебная сказка: пощада животного, приобретение волшебного помощника, исполнение трудных задач при помощи него — типичные элементы волшебной сказки; с другой стороны, в смене и нарастании одинаковых элементов — весь смысл сказки, и с этой точки зрения она может считаться кумулятивной.
IV. Напрашиваются в избу или изгоняются из нее (или не пускают в нее)
Формульные
«Терем мухи». Муха строит (находит) терем.: Напрашивается вошь (resp. комар, мышка, ящерка, заяц, лиса, медведь): Медведь садится на терем, раздавливает его (Андр. *282).
Эпические
14. «Занятая избушка». Коза (лиса) занимает избушку зайчика. Зайчик жалуется собаке.: Собака (затем кабан, волк, бык, медведь, лев) не могут выгнать козу: Выгоняет пчела (петух, еж) (Андр. 212, АТ 2015).
Сказка эта чаще всего встречается как продолжение сказки «Коза лупленая», но возможна и как целая сказка, а также и в соединении с другими сказками.
15. «Зимовье зверей».
2. Постройка избы. Бык предлагает строить избу.: Отказываются петух (затем гусак, баран, свинья): Бык строит избу сам,
3. Зимовье. Настает зима, звери мерзнут.: Напрашиваются к быку свинья (затем баран, гусак, петух):
4. Непрошеный гость. Волк хочет занять избу.: Звери его пугают — свинья хрюкает, баран бодает и пр.: Волк убегает (Андр. 130, АТ 130).
О «наборе» см. выше. Часть 4 не содержит кумуляции. Она встречается и в других соединениях (см. Андр. 210 А), АТ 210). В некоторых вариантах (особенно западноевропейских) фигурирует лишь первая или четвертая часть. В таких случаях вместо второй и третьей частей имеется иной мотив: звери занимают чужую избу.
— животные. О людях подобные сказки рассказывают редко. Нам встретился только один случай. От приведенных он отличается наличием сложной психологии в человеческих взаимоотношениях.
16. «Наказанная дочь».
2. Ночью она является.: Просится к отцу (затем к матери, братьям, сестрам), они ее не пускают: Она замерзает
(Карн. 109).
Эпические
17. «Подвези меня». Едет в санях лиса (мужик).: Напрашивается заяц (затем лиса, волк, медведь): Сани ломаются.
17а. Едет в санях лиса (мужик).: Волк просит положить лапу (затем другую, третью, четвертую, хвостик): Сани ломаются (Андр. 158, АТ 158 — первая половина). На Западе эта сказка обычно прибавляется к сказке «Смерть петушка» (АТ 2021).
VI. Ряд приобретений или наград
18. «Удачные покупки». Внучек отпрашивается у бабки торговать. II: Он покупает курочку (resp. уточку, барана, коровушку, лошадку. Каждое животное издает свои звуки) (Карн. 68).
19. «Панские награды». Старик служит у пана.: За первое лето он получает курочку (resp. за второе — петуха, далее уточку, гуся, барана, теленка): ( (Шейн 979 и варианты).
VII. Ряд действий невпопад
Эпические
«Набитый дурак». Идет потереться около людей. Не понимает советов матери, все делает невпопад.: На похоронах говорит «Носить не переносить» (затем на свадьбе — «Канун да свеча»; на пожаре подыгрывает на дудочке; мужикам, везущим зерно, желает царство небесное и т. д.): Его всюду избивают (Андр. 1696, АТ 1696).
VIII. Ряд отказов в помощи
Формульные
21. «Война грибов». Гриб боровик зовет на войну белянок. Они отказываются.: За ними отказываются опенки (затем рыжики, волнушки, мухоморы и другие): Соглашаются грузди (Андр. *297, АТ 297 В).
Известна также как песня.
В этих сказках мы имеем дело с цепью человеческих тел или тел животных. Цепь создается или по горизонтали (цепляются, прилипают), или по вертикали вверх (становятся один на другого), или вниз (спускаясь, цепляются один за другого).
Формульные
22. «Репка». Дед посадил репку.: Не может ее вытащить. Помогает бабка (resp. внук, внучка, сучка и т. д.): Репа вытащена (Андр. 1960 *Д I, АТ 1960 D). Сказка общеизвестна, но в сборниках встречается редко.
Эпические
«Волк и портной» («Человек на сосне»). Волки хотят поймать человека на сосне.: Становятся один на другого (до семи): Человек: «Нижнему больше всех достанется!» Падают (Андр. 121, АТ 121).
Эта сказка чаще всего служит продолжением сказки «Волк дурень» (Андр. 122, АТ 122), но встречается и самостоятельно. Более распространена на Украине и в Белоруссии, чем у вели- коруссов. Любопытно африканское сказание: люди хотят достичь неба; ставят друг на друга деревянные ступы; до неба не хватает как раз одной ступы; они решаются взять нижнюю — все разваливается (L. Frobenius, Die Weltanschauung der Naturvdlker, 1898). Из сопоставления этого случая с предыдущим и другими можно вывести отвлеченную формулировку этого типа.
Случаев опускания вниз в великорусском материале нет. См. АТ 1250. Формулировка (нерусского) материала гласила бы: Хотят достать воды.: Один цепляется за перекладину колодца (затем другой за его ноги и т. д.): Верхний устает, хочет поплевать в руки, все падают.
Этот случай регистрируем лишь для сравнения.
X. Убиваются о пустяках
24. «Разбитое яичко». Курочка разбивает яичко: Дед рассказывает бабе, баба плачет (resp. дьячок рвет книги, дьяк звонит в колокол и т. д.): Поп сжигает церковь (Андр. *241 III, АТ 2022).
Здесь приведены только три звена, наиболее характерные и устойчивые. На самом деле их всегда больше, но они сильно варьируют. Для этой сказки характерна необычайная суматоха: люди совершают с отчаяния ряд нелепых поступков. Каждое новоприбывшее лицо выслушивает весь рассказ сначала, а затем с отчаяния выкидывает какую-нибудь нелепость.
Данный случай — великорусская формулировка. В международном масштабе экспозиция сильно варьирует.
Эпические
«Жалостливая девка». Девушка идет к реке выполаскивать швабру. II: «Если рожу сына — утонет». Присоединяется баба (затем мать, отец, бабка и т. д.), воют: Жених покидает невесту (Андр. 1450, АТ 1450).
Великорусский материал не дает вполне четких случаев. Характер цепи иногда утрачен. Обычно следует другая сказка: жених (или другое лицо) отправляется искать, кто глупее.
XI. Спрашивают, перечисляют, многократно рассказывают и пр.
В этот разряд отнесены сказки, где кумуляция создается исключительно диалогами. Диалоги имеются, правда, и в других сказках, но там, кроме диалога, имеется и действие. Здесь двое стоят и говорят, и вся сказка основана на вопросах, ответах, переспрашиваниях и т. д.
Многие из нижеприведенных случаев представляют собой не сказки, а прибаутки. Не учитывать их, однако, все же нельзя, хотя и вводить их можно также лишь с оговоркой. Среди приведенных случаев есть такие, которые можно бы выделить в подрубрику логических рядов: причинный ряд («отчего»), целевой («куда», «для чего»), относительный ряд («который»). Последний в великорусском материале не встречается (АТ 2035). Относящиеся к этому классу случаи мы не будем делить на формульные и эпические. Формулировка будет дана в более свободной форме, чем выше.
«Отчего». Орешник, что кочетка поцарапал? и т. д. (Андр. 241 II).
27. «Куда». Куда с смолой? Лодку смолить. — Куда с лодкой? Рыбку ловить. — Куда с рыбкой? Ребят кормить. — Куда с ребятами? Овец пасти и т. д. (Андр. *2015 II, АТ 2016*).
28. «Где». Коза, где была? Коней пасла. — Где кони? Николка увел. — Где Николка? В клеть ушел. — Где клеть? Водой унесло и т. д. (Андр. *2015 I, АТ 2018).
29. «Для чего». Что делаешь? Ямку копаю. — Для чего ямка? Копейку ищу. — Для чего копейка? Иголок купить и т. д. (Шейн 273).
30. «Все благополучно». Перочинный ножик сломали. — Как сломали? С иноходца кожу сдирали и т. д. (Конь подох, дом сгорел, жена умерла и пр.). (Андр. *2014 I, АТ 2040).
«Хорошо да худо». Горох редок уродился (худо). Хоть редок, да стручист (хорошо). Повадилась свинья, все изъела (худо). А я свинью убил да ветчины насолил (хорошо) и т. д. (Андр. 2014, АТ 2014).
Примечания
81. Antti Aarne. Verzeichnis der Märchentypen. Helsingfors, 1911 (FFC № 3)
83. М. Haavio. Kettenmärchenstudien. Helsinki, 1929 (FFC № 88).
ärcnen / / Handwörterbucn des deutschen Märchens. Berlin - Leipzig, 1934, s. v.
85. Там же. С 166, 325.