Русское язычество. Введение христианства на Руси
В условиях того же татарского ига и борьбы с татарами зарождается и получает начальное развитие другой песенно- исторический жанр — исторические песни. Наиболее ранние исторические песни были связаны с борьбой с татарами. Так, песня об Авдотье-рязаночке связывается с нашествием Батыя на Рязань и поэтически рассказывает о восстановлении рязанского княжества (ср. эту песню с последней частью повести о нашествии Батыя на Рязань; повесть опубликована в Хрестоматии по древней русской литературе, составленной Н. К. Гудзием). Песня же о Щелкане Дудентьевиче является откликом на восстание в Твери в 1327 г.
Тверская летопись об этом восстании рассказывает так: в 1825 г. тверской князь Дмитрий Михайлович был убит в Орде, и на княжество сел Александр Михайлович. По приказу хана Узбека (Азвяка) его двоюродный брат Шевкал, сын Дюденя, явился в Тверь «и въздвиже гонение велико на христиаиы пасильством, и граблением, и биением, и поруганием». 15 августа 1327 г., когда татары отняли лошадь у некоего дьякона, «диакон же сжалився и зело начат въпити глаголя: «о мужи Тверьстии, не выдайте!» И бысть между ими бой: татарове же, надеющися на самовластие, начаша сечи, и абие стекошася человеци и смятошася людие, и удариша в колоколы, и сташа вечием, и поворотися весь град, и весь народ том часе събрашася, и бысть в них замятия, и кликнуша тверичи, и начаша избивати татар, где кого застронив, и самого Шевкала убиша и всех поряду»
В песню имя Шевкала, сына Дюденя, вошло в слегка измеленном виде: Щелкана Дудентьевича. Содержанием песни стало описание иасилия, грабежа, избиения и поругания, творимого Щелканом, и расправы с ним восставших тверичан. При этом случайный повод, вызвавший восстание, — просьба дьякона о помощи — песнь опускает. Обобщая происходящие события, песнь берет главное. Шевкал-Щелкап обрисован как беспощадный насильник, собирающий дань с русских людей. У кого нет денег, он берет то, что есть; у кого ничего нет — берет в рабство семью или самого данника. Созданный песнью тип татарина-насильника углубляется благодаря внесению в нее вымысла: беспредельная жестокость, честолюбие, жажда наживы Щелкана подчеркнуты в эпизоде убийства сына и испи- вания сыновней крови Щелканом ради получения места наместника в Твери.
Обобщение и типизация действительности, как видно, ведет к умолчанию о мелких случаях, имевших место в жизни, и к включению подробностей, полно и глубоко раскрывающих сущность образов и характер событий. Мрачный образ Щелкана, завладевшего Тверью, сам по себе объясняет, почему вспыхнуло восстание. Песнь утверждает, что когда не помогли дары,' отданные Щелкану, и он еще больше стал бесчинствовать, Щелкана убили. В дальнейшем летопись и песнь расходятся. Песнь завершается словами:
Тут смерть ему случилася,
Ни на ком не сыскалося.
Летопись же говорит о жестоком подавлении восстания в Твери.
Жанр исторических песен в XIV—XV вв. только зарождался. От былин исторические песни отличались особенно-
и победу над ним, но и запечатлеть отдельные события. Позднее, в XVI и последующих веках, в песенной исторической поэзии такая конкретизация станет главенствующей; вместе с тем обобщенно-монументальный стиль былин для XVI—XVII вв. станет нетипичным при изображении современных событий. В это время уже вполне отчетливо обозначится отличие исторических песен от былин: большая связь песен с конкретными событиями истории, при изображении которых в меньшей мере используются условные приемы поэтики, создающие ощущение эпической медлительности и неторопливости развивающегося действия. В XVI в. собственно и сложится окончательно жанр исторических песен, зародыши которого появляются в XIV—XV вв. Исторических песен домосковской Руси, кроме песни о Щелкане и «Авдотье- рязаиочке», до нас не дошло; может быть, их и не было. Попытки реконструировать песни о Евпатии Коловрате и об Александре Невском, сделанные Б. Н. Путиловым интересны, но вызывают сомнения, так как предлагаемая реконструкция забытых произведений не учитывает в достаточной мере поэтического своеобразия жанра исторических песен, отличающего их от других жанров.
Наряду с историческими жанрами фольклора (преданиями,, легендами, былинами, зарождающимися историческими песнями), отраженными в древнерусской литературе и письменности, были широко распространены жанры, отразившие глубокие изменения в сознании людей, происходившие в результате исторических событий в конце X и в XI вв. Значительную роль играло введение христианства, ломавшего языческие представления и верования. Христианские обряды, образы христианской религии через устное слово церковников, через письменность и литературу проникали в быт и сплетались с привычным язычеством. На Руси утверждалось бытовое православие, в котором за образами христианских святых — Иисуса Христа, богоматери — можно было различить древних языческих славянских богов, представления о которых возникали в разных условиях жизни. В одном из интереснейших памятников письменности — «Слове о том, како первое погании поклонялись идолам» — говорится, что у славян с развитием язычества проходила смена богов. Прежде чем возникло поклонение богу — громовнику Перуну и другим богам его круга, славяне поклонялись роду и рожанице, а до того — берегыне (земле рождающей) Монах, обличающий остатки языческих верований в народном быту, писал, обращаясь к своей пастве: «По святом же крещеньи Перуна отринуша, а по Христа Бога яшася, но и ноне по оукраинам молятся ему, проклятому богу Перуну, и Хорсу, и Мокоши, и Вилу, и то творят отай сего и не могут ся лишити проклятого ставленья вторыя трапезы наречения роду и рожаницам, велику прелесть верным крестьяном, и на хулу святому крещенью и на гнев богу» .
— Берегыня, женское существо, дающее жизнь человеческому роду — Рожаница, женская богиня — Мокошь при всем их различии были едины: люди верили, что они давали жизнь, плодовитость, плодородие. Представления о жизненности и плодовитости, реализующиеся в образе женщины-богини, были повсеместно распространены в древности. Поэтому с введением христианства на Руси образ женщины-матери, непорочно зачавшей Христа, искупителя человеческих грехов, и тем давшей человечеству новую жизнь, наслоился на образы матери-земли рождающей, матери-женщины, продолжающей род, и слился с ними. Произошло отождествление богоматери с древними славянскими божествами плодородия. Воспринимая христианскую религию, насаждаемую на Руси, народ переносил в нее привычные представления, прикрепляя к христианским обрядам древние обряды и обычаи.
Слияние образа христианской богоматери с женскими языческими божествами не было единичным фактом в бытовом православии славян. То же самое происходило с другими святыми. Так, святой Власий сливается с языческим скотьим богом Велесом и воспринимает от него функции покровителя скота (скотий бог Велес упоминается в «Повести временных лет» в записях под 912 и другими годами, в памятнике XI в. «Слове некоего Христолюбца» и в других документах). Илья Пророк христиан отождествляется с Перуном и становится страшным властителем грома и молний. Каждый святой «берет на себя» те или иные функции, и в связи с этим рождаются легенды о том, как святые помогают или вредят человеку в его повседневной жизни и труде 3.
Заняв место языческих богов, христианские святые вызвали к себе то же отношение, какое существовало у славян- язычников к существам, которым они поклонялись. Святым приносили кровавые и бескровные жертвы, в честь их совершали обряды и пели обрядовые песни. Свидетельства об обрядах и жертвоприношениях святым, отождествляемым с языческими божествами, находим в этнографических материалах и в памятниках старой письменности. Вплоть до XIX — начала XX в. сохранялся обычай выкармливать к Николину дню быка и «на николыцину» закалывать его, устраивать общее пиршество. На Егория Храброго и в честь его иногда закалывали овцу и творили трапезу. На Кузьму и Демьяна резали кур и приготовляли из них еду, заклиная святых помочь во всех нуждах. О том, что языческие жертвоприношения сохранялись в христианской Руси, говорят различные памятники письменности. Так, в «Слове святого Григория» сказано о подобных, языческих по своему характеру, жертвоприношениях и обрядовых трапезах.
пасхальных празнеств и троицы, летом на Ивана Купалу и в другие дни совершались различные обряды, проводились пиршества, рядились, творили заклятия, призывали урожай, плодовитость. В первые дни нового года и даже каждого месяца совершали обрядовые действа. О таких действах, тождественных с античными греко-римскими празднествами — календами, — говорит, например, Славянская Кормчая по списку 1282 г